— Приветствую, уважаемая, — приподнял я зад на несколько сантиметров над креслом и приветливо отсалютовал кружкой с кофе. — Присаживайся, угощайся.
— Приветствую, почтенный, — уселась она. — Благодарствую.
Слопала пироженку, запила наливкой — этакий больше «ритуал преломления пожрать», чем перекус. И уставилась на меня, вопросительно и обвинительно. А я уставился на рыжую — оценивающе и с интересом. Пырились мы друг на друга минуты две в тишине, после чего Лиса не выдержала и стала… сюпать, звонко так, чаем. Ну и я в долгу не остался — присоединился к задорному хлюпанью с кофием. С минуту мы оглашали мой кабинет соответствующими звуками, после чего Лиса не выдержала первой, прыснув. Ну и я усмехнулся, естественно.
— Михайло Потапыч, и всё-таки, почему вы в общении со мной были столь… предосудительно скромны? — как ни в чём ни бывало, как бы продолжая разговор, озвучила репортёрша.
— Несколько факторов, уважаемая Лиса, главным из которых я назову службу Корифею. Ряд вещей не стоило озвучивать, находясь на службе — это было бы не вполне достойно, — ответил я.
— А с Ганом вы были на службе! — обвинительно уставилась на меня она.
— На Пряном Острове, куда я совершенно не стремился. Да и не говорил я ему ничего, только события на Гордости Лидари описал, кратко — а всё остальное он сам придумал, — сделал я морду непричёмистую. — Он — владелец гостевого дома, а что увидел что-то — так не моя вина.
— Недоговариваете и лукавите, Михайло Потапыч, — прищурилась на меня лиса.
— От Рейнар ли я это слышу? — честно захлопал я глазами, вызвав смешок.
— Ладно, почтеннейший. Вы мне про Пряный расскажите? Не как ваши прошлые рассказы, — на этом она состроила мордашку одухотворённую, преисполненную идиотии и паладинства.
— Могу и рассказать, да и не только про Пряный, — хмыкнул я. — Но, для начала, есть у меня к Лисьей Правде дело.
— И какое же? — аж пошевелила ушами от любопытства журналистка.
— Объявление об аукционе для владеющих Золотого.
— Хм-м-м… продажа ценностей в Собрании?
— Да. Но не ценностей, — прервал я начавшую было говорить, явно о «неуместности» такого объявления Лису. — От его величества Корифея, — сделал я вид благочестивый и постный, — за службу беспорочную, за подвиги многократные, в исполнения ряда дружинного получил я земли и людишек. Но владеть ими, поскольку один в роду, да и являясь видомом — нахожу обременительным и неверным. Потому я желаю уступить владение тому, кто в силах о нём позаботиться.
— Это странно, почтеннейший. Вроде бы и не делали так…
— А я — буду. Препятствий ни в законах, ни в укладах этому я не наблюдаю.
— Препятствий тому и вправду нет… Зачем вам это, Михайло Потапыч? — на что я с ухмылкой помотал головой. — Ну скажите, пожа-а-алуйста-а-а! — чуть не пропела она, захлопав ресничками.
Хм, вот чёрт знает. В принципе, скрывать от Рейнаров нет особого смысла, если я настроен на долговременное сотрудничество. Да и осведомителей у них хватает, в том числе среди служащих корифейства. Но…
— Только вам, прекрасная Лиса. Если сие окажется на слуху, не говоря о том, что напечатано, до поры — вы меня ОЧЕНЬ сильно огорчите.
— И в мыслях не держу огорчать вас, Михайло Потапыч!
— Тогда смотрите, Лиса, — извлёк я из бюро грамоту и, для наглядности, ткнул в четверть карты на кровати.
Рыжая в грамоту на владение нос с интересом сунула, профессионально-быстро прочитала. Нахмурилась, поднялась к карте, разглядела. И протянула:
— Да уж…
— Именно, уважаемая. Ну а раз уж сложилось так — может, найдётся кто-то из владеющих, который пяток-десяток авров за заслуженное по ряду не пожалеет. Вряд ли такой просто найдётся, потому и аукцион потребен, — развёл я лапами.
— А жалобу Корифею?
— Уважаемая Лиса, ты подпись видишь? — потыкал я в соответствующую закорючку. — И я вижу. И не настолько нуждаюсь, чтобы ПРОСИТЬ мне положеное, — задрал я нос. — Выслужил… это — хорошо. И жаловаться не намерен. Однако использовать эту грамоту в отхожем месте — неуважение к Корифею. Вот и рассчитываю хоть что-то, на плошку мёда поиметь.
— А чем же помочь… ой!
— Я у тебя или ещё кого просил помощи? — приподнял я бровь. — Ты, уважаемая, сама интересовалась «зачем». Я тебе, по секрету, сообщил. На этом — всё! Разве что скажи, объявление я могу через тебя сделать, либо в редакцию Лисьей Правды следует направиться?
— Погодите, Михайло Потапыч, мне нужно немного подумать, ладно?
— Немного — подожду, — кивнул я.
Девице действительно «надо подумать», а вот от результатов зависит, буду ли я иметь с ней дело. Или вообще с Рейнарами: то, что они видятся более или менее удобными взаимовыгодными партнёрами — ни черта не показатель. Корифей, в общем-то, тоже таким выглядел, до поры.
— Давайте, Михайло Потапыч, сделаем вот как: Лисья Правда напишет о вас статью. Не слишком подробную, но упомянет и участие в подавлении бунта Хролцев, и ситуацию с Гордостью Лидари. И победу над сильнейшим владеющим Пряного Острова — это будет основной частью статьи, об этом мы ещё не писали. А вы, в разделе объявления, сделаете своё, что желаете «награду за службу и подвиги» передать, поскольку жить и служить намерены в Золотом.
— Это интересно, Лиса. Только скажи мне — зачем это тебе и Правде?
— Это… Правде — вы расскажите подробно про Пряный, сделаем несколько статей.
— А тебе?
— Вы мне нравитесь.
— Врёшь.
— Не вру!
— Возможно, но и не говоришь всей правды.
— Вот же вы… Михайло Потапыч, — притворно пригорюнилась Лиса. — Ну ладно, слушайте…
В общем, рассказала девица, что у Рейнаров в плане «выбора будущего пути» всё довольно жёстко и регламентировано пользой рода. Что, в свою очередь, совершенно правильно и оправданно: это только в завиральных любовных романах «невозможная любовь» какой-нибудь родовитой дворянки или дворянина к пастуху (или пастушке) нормальна. Да и любовь — вещь десятая, дело в том, что владетеля в нашем случае содержит, воспитывает и прочее его род. И этот владетель роду становится должен, не «до совершеннолетия», а по жизни — нормальное положение. И если есть страсть к свинарке или свинарю — то её владетель, если она мешает роду, должен засунуть ее в зад. А для осуществления такой страсти — рождаться в пейзанской избе, страдать от хренового питания, отсутствия образования, ну и осуществлять эту страсть с полным правом.
Но это «в общем», а в частности: у Лисы была именно страсть, к сбору и обработке информации, в общем — журналистике. Сама она — девица достаточно молодая, а как раз таких Рейнары, если есть минимальная склонность, направляли в редакцию. И «обтесаться», и, возможно, реализоваться в Правде уже по жизни, принося пользу роду.
И выходила из косвенных данных у Лисы некоторая проблема. Пишет она на заглядение, не дура, но вот с социальным общением у неё затык. Или стесняется, или если перебарывает себя — жжёт «на все деньги», чему наша встреча с пятёркой «недоинтервьюированных» на гулянке было хорошей иллюстрацией. В общем-то, и проблемы особой нет, но: у Рейнаров корреспондент — это «полный цикл», от сбора информации до печати. Исключения — мухосрански типа Пряного, но в Золотом так. И обладающая реально бойким пером, неглупая Лиса чуть не «вылетела» из Правды, по причине отсутствия источников информации. Вцепилась в меня: я — «тема» богатая. Отвадила конкурентов, но тут с начала её вызывают в родовой город (почему и пропала). Там она от старших с трудом отбрехалась, но когда вернулась — меня в Золотом уже не было.
А мечта у неё сидеть в редакции, писать статьи, ну и чтоб молодёжь ей информацию притаскивала. Вполне достойная, как по мне мечта, которую она рассчитывает воплотить «выедя» на мне. Почему ей моя благожелательность нужна, ну и разговорчивость. А взамен она готова вполне лояльные статьи кропать.
— А ты уверена, Лиса, что от меня будет прок? — хмыкнул я.