Выбрать главу

Старик меня принял, выслушал, поморщился-подумал. Стал черкать на бумаге, потом я у него отобрал стило и стал черкать сам. И не каракули, а этот… примитивизм, во! И мастер задумку понял, посулив через пару дней воплотить. Больше всего я валандался со шляпой: федора мне ни черта не подходила, с учётом оборота, так что выходил всё-таки сетсон, со средними полями и интегрированной каской, вдобавок к этаким зачарованным пластинам в этих самых полях. Самое приятное, что схему я накарябал (единственное, что не годилось в результаты детского утренника), а вот «сделать красиво» — было задачей Любима, что меня искренне радовало.

Ну а пару дней, кроме визита к змеюку, посижу дома, хотя… Задумался я, ну и заскочил на обратном пути в стражу. Пить со мной один из знакомцев не стал, но по интересующей теме просветил: видоки-наёмники мало того что есть, но имеют «место найма» в виде привратного трактира Золотого. Причём не только видоки — следопыты, телохранители, мордобойщики-отбойщики. И, к моему удивлению, товарищ главы городской стражи Ежец Трицеквинт, сообщил что в наёмничей стезе подвизаются не только одарённые.

— И владетели есть, почтенный, — солидно кивал он на мой удивлённо-уточняющий вопрос. — Кто из совсем захиревшего рода, когда силы прародитель даёт с гулькин нос. А кто в силе, но в дружину идти не хочет, а денег от рода и не имеет толком. В масках, обычно, но это так, — махнул дядька рукой, — для вида больше.

Ну, положим, не для «вида», а для официального объявления окружающим, что занимаясь наёмным делом, владетель изволит быть инкогнито. Судя по всему — небогатые отпрыски многочисленых родов, которыми денежки нужны, пахать в дружине не желают, ну и продавать свои дыхательные и пихательные престарелым патронам — тоже. Или страшны, как смертный грех, так что на эти самые пихательные охотников не нашли, тоже вариант.

Короче, записал адресочек, поинтересовался расценками (которые мой собеседник знал весьма примерно, но всё же) и распрощался. План действий на ближайшие дни есть, а дальше буду смотреть, как и что. В Услугу вернулся несколько «на нервах», вращая башкой, высматривая опасность. Потап время от времени похрюкивал-похмыкивал, но обычных глупостей не трындел. А вот Динька, полезнейшая фейка, совершала облёт надо мной, предоставляя картинку и действительно помогая с контролем обстановки. Так что я даже усмирил на время паранойю, заскочив в ювелирную лавку и прикупил мелкой тоненький браслетик-бусы из хризолитов. Управляющий, смотря, как я подбираю и что покупаю, физиономию имел фигеющую, но потом ей просветлел. И, судя по его прощальному: «Здоровья и долгих лет отроковице вашей, уважаемый!» — пришёл к, в общем-то, логичному выводу, что я какой-то родственной спиногрызихе типа «дочка» или «племяшка» подбираю презент.

А Динька ликовала, прыгала и светилась. Довольна была чертовски, но видно — «перекармливать» мелочь такими подарками не стоит, а то оттащит на шкаф и начнёт над своими сокровищами чахнуть. И будет у меня не Динька, а Кощей Нашкафный.

Вернулся, поизучал всякое, отдохнул. Завалился спать и…

«ПА-А-АДЬЁМ!!!» — буквально подкинула меня с кровати жуткая по интенсивности мыслеэмоция Потапа.

— А, что, где враги… — закопошился я на полу, скатившись с кровати и начиная оборот.

«Везде», — ответствовал топтыгин. — «На охоту пора».

— Сволочь ты, Потап, — горестно вздохнул я, вникнув в суть беспросветного хамства. — И ле-е-ень же!

«А жить не лень?» — поинтересовалась мохнатая задница.

— Иду уж, иду…

Это сволочной топтыгин побудку на тренировку устроил, солнца-то еще толком не видно, блин! Но прав, как ни ужасно признавать: жить мне и вправду не лень. Почему-то.

Нацепил кирасу и, как дурак, попёрся заниматься физкультурой магического толка, как дурак. Что-то даже поймал, но сожрал сам, не особо обращая внимание, что это. Судя по копытам — не человека, и то хорошо. Хотя люди, конечно, разные бывают.

На обратном пути думал, что бы такое подогнать его змейской персоне на годовщину. Про супружницу его даже не думал: я её не знаю, как и то, кто она такая. Мысли были интересные, но несколько не вполне уместные: самозатягивающийся ошейник на Серпента или его змеиху. Или там арапник, кнут, или даже паддл какой, с крупными буквами: «Совет да любовь!» На рукояти или даже биле (последнее более символично, хотя надпись придётся инвертировать и делать порельефнее).

Но варианты, хоть и красивые, были отвергнуты: не поймут, дикари-с. Правда, идея, перекликающаяся с прошлым, да и с истреблением его змейством моих водочных запасов, заметно подняла настроение. Так что, даже не возвращаясь в Услугу, направился я в Товарищество. Для начала устроил небольшую ревизию: для дела полезно (хотя и не особо, недавно всё перетрахивал, перед судом), а главное — мне приятно. Рарин с языком на плече и выпученными глазами закидал меня макулатурой, клялся всем, чем можно и нельзя, что под клятвой даже тараканы и мухи на производстве в Товариществе не жужжат и не шуршат. Потому что без клятвы о сохранении технологических тайн жужжать и шуршать не можно!

Всё это весело, но заняло не более четверти часа. А потом я стал водить руками, на тему чего я хочу, как это должно выглядеть. Выплывший из пучин печали подвергаемого ревизии Готный оживился и начал отмазываться: мол, не ювелир он.

— А мне не нужны зачарования, да и каменья… Хотя пару хризолитов или чего-то такого в глаза можно… — задумался я.

— А на клыки — кость, язык же можно из коралла, — протянул Готный, смотря на моё художество и передёргиваясь, видимо, от бесконечного восхищения.

— А говоришь — нужен кто-то там, — хмыкнул я. — Справишься?

— Дело-то несложное. Сделаем, Михайло Потапыч.

А через час я любовался тридцатисантиметровым статуем в виде водочного бокала, вокруг которого обвивался змеюк. Не просто обвивался, а висел мордой над отсутствующим содержимым бокала, как бы макая туда коралловый раздвоенный язык. При этом выражение на морде он имел одновременно важное, довольное и бухое в дрезину: хризолиты глаз даже слегка косили, если присмотрется. Сама композиция была выполнена из так называемой «белой меди» — чёрт знает почему, но Готный говорил «надо», помимо того, что цацка получалась не темнеющей, так ещё фактура «под чешую» вышло на загляденье. Ну и тот момент, что стоила в два раза дешевле (в плане материалов), чем из чистого серебра — забывать не стоит. И так подарок вышел увесистым, не только в прямом, но и денежном смысле.

В общем — вполне себе пристойный подарок, со значением, поднимающий настроение. По крайней мере, мне — ну а что там Серпенту, так это его змейские проблемы. Сам Потапыча пригласил, сам пусть медвежьим подаркам и радуется.

Долго думал над тем, надевать ли кирасу, но решил: ехать на аркубулюсе недалеко, башкой вращать буду с полной ответственностью, так что пойду в цивильном. Ну и собрался потихоньку, упаковав подарок в коробочку со змейски изощрённо завязанным бантиком. Я старался.

До особняка добрался без аварий, как приличный человек постучал с ноги. Дверь открыл судья, а в нескольких метрах от неё, в центре холла, меня встречала пара. И от её вида я немного удивился. Не от Серпента — на его морду змейскую я насмотрелся во всяких видах, да и лыбилась сейчас эта морда, хоть и змейски, но умеренно-доброжелательно. А вот барышня рядом, мягко говоря, немного удивляла. В платье со вставками из змеиной кожи, с шашкой и парой пистолей на поясе, в полукирасе, которую так и хотелось назвать «бронебикини». Впрочем, в женском исполнении это и был бронелиф: поражения требухи териантропу не критичны, а вот сердце и лёгкие — объекты уязвимые. Может, и не смертельные, но териантроп с разорванным брюхом — боеспособен. А с пробитым сердцем или развороченными лёгкими — нет. В зависимости от силы, типы изменения и поддержки тотемного духа, такому в грудь раненому надо от десяти минут до нескольких часов в покое. И шашкой махать и другим членовредительством заниматься он просто не сможет, никак. Так что бронелифчики на женщинах-владетельницах и полукирасы на мужчинах — вполне оправданы, если ношение полноценной брони по тем или иным причинам не годится. Но всё равно смешно, хотя только мне, как понятно.