и) поголовным вступлением в ряды общества «Долой рутину с оперных подмостков»,
к) поголовным переходом на новый быт,
л) поголовным переводом делопроизводства на латинский алфавит, а также всем, что понадобится впредь.
Заполнять пропуск можно было чем угодно – от «В ответ на происки пилсудчиков[45]» до «В ответ на наглое бесчинство бухгалтера Кукушкинда, потребовавшего уплаты ему сверхурочных».
Появление в «Геркулесе» Остапа Бендера, которого по гоголевской еще традиции, конечно, принимают за ревизора, наводит на бюрократов ужас. Великий комбинатор действует как блюститель закона (прием, опробованный еще в «Двенадцати стульях», в старгородском доме престарелых) – и попутно действительно вскрывает бездны злоупотреблений. Так что лозунги в духе «Ударим по бездорожью, разгильдяйству и бюрократизму» в «Золотом теленке» не только пародируются, но и подаются серьезно. Ильф и Петров ставят на борьбу с бюрократизмом свою сатиру: выясняется, что в бумажно-резиновой неразберихе, под стук конторских счетов, можно сколотить миллионное состояние.
С самого начала в «Теленке» ощутимы репрессивные нотки. «Строгого гражданина»[46], который протестует против сатиры, предлагается карать за «головотяпство со взломом» (сам советский ярлык «головотяп» происходит из «Истории одного города» Салтыкова-Щедрина – писателя, ценимого Сталиным[47]). Второстепенные персонажи как на подбор галерея карикатурных типов (возможно, с оглядкой на «Мертвые души»): старорежимные бюрократы, боящиеся чистки, и еще более старорежимные «пикейные жилеты», упитанные иностранцы, алчные ксендзы, вездесущий рвач[48] Талмудовский, жулики Скумбриевич и Полыхаев, псевдоинтеллигент Лоханкин. Всем этим людям не место в новом советском обществе, и Остап Бендер (сам в это общество плохо вписывающийся) умело пользуется их страхами. Служащие и нэпманы спасаются от чисток и налоговых проверок в сумасшедшем доме, опасаются «вынужденной поездки на север», а миллионеру Корейко Бендер обещает прогулку в «чудной решетчатой карете». В «Двенадцати стульях» он еще открыто сулил Воробьянинову ГПУ. В 1930-м прямые угрозы замещаются эвфемизмами, но и они производят оглушительное действие.
Пожалуй, главная мораль в сюжете «Золотого теленка» – в том, что даже если ты неправедными путями наживешь миллион, то не сумеешь его потратить. С этим был вынужден мириться Корейко: он жил на мизерное жалованье, а миллионы держал в вокзальных камерах хранения (такое ненадежное, казалось бы, хранилище в советской стране оказывается железным). С этим приходится столкнуться Бендеру: не в силах реализовать свой миллион («Я не могу купить новой машины. Государство не считает меня покупателем»), он вкладывает его в золото и драгоценности – вроде золотых часов, когда-то до революции подаренных отцом «любимому сыну Сереженьке Кастраки», – и в конце концов теряет все.
Георгий Алексеев. Плакат «Волокитчики вреднее грызуна и червяка для полей и для станка». 1927 год[49]
И, разумеется, трудно здесь его не пожалеть – но приходится признать, что такая концовка логична. «Золотой теленок» все-таки советская сатира. Даже хорошо знакомую советским людям ситуацию – ни в одной гостинице нельзя достать номеров – Ильф и Петров объясняют пусть и с иронией, но иронией «положительной»: номера нужны не праздношатающимся миллионерам, а людям, занятым делом, – участникам конгресса почвоведов или дирижерам симфонического оркестра (в такой роли приходится выступить Остапу, чтобы его пустили в гостиницу). О лояльности авторов «Золотого теленка» красноречиво говорит, например, полное энтузиазма описание строительства Восточной магистрали – с речами, ударными темпами, застольным изобилием и шпильками в адрес капиталистических экспертов (Ильф и Петров в самом деле ездили в командировку на Турксиб в составе журналистской делегации). Или вот такое поэтическое отступление:
Ночь, ночь, ночь лежала над всей страной.
В Черноморском порту легко поворачивались краны, спускали стальные стропы в глубокие трюмы иностранцев и снова поворачивались, чтобы осторожно, с кошачьей любовью опустить на пристань сосновые ящики с оборудованием Тракторостроя. Розовый кометный огонь рвался из высоких труб силикатных заводов. Пылали звездные скопления Днепростроя, Магнитогорска и Сталинграда. На севере взошла Краснопутиловская звезда, а за нею зажглось великое множество звезд первой величины. Были тут фабрики, комбинаты, электростанции, новостройки. Светилась вся пятилетка, затмевая блеском старое, примелькавшееся еще египтянам небо.
46
Под «строгим гражданином» Ильф и Петров имели в виду критика и журналиста Владимира Блюма. В своих статьях он проводил мысль о том, что сатира наносит вред советской государственности.