Джулиан Мэй
Золотой торквес
Барбаре – няне, редактору и наставнице
Дверь распахни – и ты сады увидишь,
Напьешься серебристых слез луны.
Твой путь в огне, но ты без страха выйдешь
На берега неведомой страны…
Пусть рок гласит: «Не преступи порога!
Оставь надежду, отврати свой взор!
Закрыта для тебя весны дорога,
И над тобой безмолвья приговор!
Пригрезилось тебе садов благоуханье.
Лишь пустота и мрак владычат в мирозданье…»
Но тьма не вечна: после битв и бед
Наполнит душу чистый звездный свет.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. МЕЗАЛЬЯНС
1
Стрекоза сверкнула золотой искрой над неподвижно застывшей мачтой корабля.
При первом же дуновении ветерка, слабо, словно мягкой кошачьей лапкой, взрыхлившего речную гладь, насекомое встрепенулось, резко взвилось в небо и снова зависло в воздухе. Отсюда судно казалось крохотной точкой среди неярких мелководных лагун и солончаков, затянутых жемчужной дымкой.
Выше! Выше! На трепещущих прозрачных крыльях стрекоза устремилась навстречу рассвету. Зоркие фасеточные глаза почти во всю головку позволяли ей увидеть темную глыбу материка, восходившего к северному горизонту. Кромка Европы была окутана клубящимся каскадом Роны, протекающей по обширному плато и впадающей в почти безводный Средиземноморский бассейн плиоценовой Земли, именуемый Пустым морем.
Может, туда, к материку? Крылья понесут его со скоростью более ста километров в час короткими перелетами. С высоты он проследит путь корабля, пройденный накануне. Но можно двинуться и восточнее, к маячащей вдали громаде Корсики – Сардинии, где, по словам Крейна, нет ни единого тану.
Он может лететь куда вздумается. Он теперь свободен.
Сброшены невидимые путы, наложенные гуманоидом-поработителем. Сегодня утром, когда он проснулся, его серебряный торквес похолодел: психопринудительный аппарат обезврежен небывалой силой его ума. Метафункции, высвобожденные торквесом, работают в нарастающем темпе.
Он вытянул сверхчувствительные стрекозьи локаторы, прислушиваясь и улавливая ровное дыхание семерых спящих на борту и телепатический гомон с других судов, разбросанных по бескрайнему водному пространству. Далеко на юге – он напряг зрение, неуклюже пытаясь сфокусировать его получше, – просматривались гармоничные умственные сигналы. Великолепно! Не иначе, там столица тану Мюрия, куда они и направляются.
Если он подаст сигнал, отзовется ли ему кто-нибудь с борта? А ну, попробуем!
Сознания мгновенно достиг невыносимо яркий отзыв:
«Кто ты, сверкающий озорник?»
«Кто, кто! Эйкен Драм – вот кто!»
«Такой далекий, маленький, мерцающий умишко… Постой! О-о!»
«Нет! Прекрати!»
«Не уходи, Сиятельный! Ты кто таков?»
«Пусти же, черт тебя…»
«Погоди, кажется, я тебя знаю…»
Его вдруг охватил леденящий ужас. Кто-то странный, неведомый завладевает им, прокладывая себе путь в лабиринте его мозга. Эйкен Драм рванулся, пытаясь освободиться, но слишком поздно сообразил, что ему понадобятся все силы, чтобы разрушить эту связь. Поднатужась, он все же стряхнул с себя чужую хватку. И вдруг понял, что падает, теряя обличье стрекозы и обретая свое человеческое, уязвимое. Ветер свистел в ушах. С воплями Эйкен летел прямо на корабль; за какую-то долю секунды до крушения ему удалось вновь превратиться в насекомое. Дрожа и отдуваясь, он уселся на верхушку мачты.
Поднятый им шум разбудил остальных. Судно раскачивалось, отчего по гладкой поверхности лагуны пробегала мелкая волна. Элизабет и Крейн высунулись из крытой пассажирской каюты и уставились на него; за ними показался Раймо с выражением тупого недоумения на задранной кверху физиономии; шкипер Длинный Джон орал во всю глотку:
– Эй, Драм! Я знаю, что это ты! Помогай тебе Бог, ежели что сотворишь с моей посудиной!
Крики привлекли на палубу еще одного пассажира, антрополога Брайана Гренфелла, который не удостоился даже серого торквеса. Он был зол и явно ничего не подозревал о телепатическом поединке, происходившем между стрекозой и остальными.
– Вы что, сдурели – так раскачивать судно?!
– Эйкен, спускайся! – громко произнес Крейн.
– Как же, держи карман! – отозвалась стрекоза.
Тану насмешливо взмахнул тонкой рукой.
– Ну и лети себе, стрекозел! Потом локти будешь кусать. Подумаешь, с торквесом справился! Мы это предвидели, между прочим. Но ведь серебряный торквес – только начало: в Мюрии тебя ожидают особые привилегии.
Стрекоза недоверчиво рассмеялась.
– Ага, мне уже дали это понять.
– Брось! – невозмутимо ответил Крейн. – Тебе бы чуть пошевелить мозгами, ты бы усек: Мейвар нечего бояться. Напротив!.. А с другой стороны, она тебя и без торквеса где угодно достанет. Драм, ты делаешь самую большую ошибку в своей жизни. Рассуди, куда тебе податься одному? Только с нами, в Мюрии, ты сможешь реализовать себя… Давай, приятель, спускайся! Нам пора трогаться. К вечеру мы должны быть в столице, и ты сам увидишь, правду я говорю или нет.
Высокий гуманоид резко повернулся и ушел в каюту. Оставшиеся на палубе, разинув рты, смотрели на стрекозу.
– Какого черта! – фыркнул Эйкен Драм.
Затем насекомое ринулось по спирали вниз, село у ног шкипера и превратилось в маленького человечка, одетого в золотой костюм, весь усеянный карманами. Обретя свою всегдашнюю самоуверенность, Эйкен криво усмехнулся.
– Ладно уж, обожду малость. Посмотрим, устроят ли меня их привилегии.
Глядя на всадников, скачущих навстречу кораблю, Брайан думал только об одном: а вдруг Мерси там, в этой экзотической кавалькаде? Возбужденный антрополог метался по палубе, в то время как к борту железными оглоблями подцепили десятка два элладотериев – гигантских предков окапи, – чтобы тащить корабль посуху к Мюрии. В небе плыла яркая, почти полная луна. В отдалении понад доками, стоящими на дымных полосатых солончаках темного полуострова, похожего на звездную галактику, сверкала огнями столица тану.
– Мерси! – не сдержавшись, выкрикнул Брайан. – Мерой, я здесь!
Бок о бок с высокими гуманоидами скакали мужчины и женщины, одетые точь-в-точь, как те – либо в стеклянные доспехи с алмазной огранкой, либо в усыпанные драгоценными каменьями кисейные туники. Их незажженные факелы радужно светились. Всадники хохотали над Брайаном, даже не думая отвечать на вопросы, которые тот пытался им задать под грохот ползущего по суше судна.
Казалось, у всех женщин, восседавших на гигантских иноходцах, золотистые волосы. Снова и снова Брайан пытался получше разглядеть то одну, то другую из них, но стоило прекрасной всаднице приблизиться, всякий раз убеждался, что она даже отдаленно не похожа на Мерси Ламбаль.
Эйкен Драм вертелся на полубаке, как раззолоченная кукла, и сыпал дерзкими шутками, вызывавшими безудержный смех, что лишь усиливало общий бедлам. Финско-канадский лесоруб Раймо Хаккинен, повиснув над пневматическим планширом судна, целовал протянутые руки дам, а мужчин потчевал из серебряной фляги. Стейн Ольсон, напротив, держался в тени, причем одной своей лапищей обхватил Сьюки, как бы оберегая ее. Вид у обоих был встревоженный.
Шкипер Длинный Джон подошел и стал на носу рядом с Брайаном. Он ощупывал пальцами серый торквес на шее и во всю глотку хохотал.
– Гляди-ка, Брайан! Они нас мигом доставят. Надо же, какая встреча! Первый раз такое вижу! Гляди, гляди, как золоченый коротышка-то разошелся! Они с ним еще повозятся, пока приструнят… И то смогут ли.
Брайан тупо уставился на сияющую физиономию шкипера.
– Что? Прости, Джонни, я не расслышал. По-моему, там мелькнула моя… Ну, словом, женщина, которую я знал когда-то.
Моряк мягко, но властно взял его за плечо и усадил рядом с собой. Погонялы подхлестывали тягловую скотину, из толпы раздавались подбадривающие крики и звон мечей по усыпанным алмазами щитам. Когда корабль выполз на сушу, из сотни глоток и умов грянула песня тану; мелодия ее была странно знакома Брайану, хотя ни одного слова он не понял.