Он облокотился на камин и обхватил голову руками. Его веселость на этот раз была напускной… В глубине души он не переставал страдать за Коралию. Как ей помочь? Чем?
Бельваль никак не мог решить, какую тактику выбрать. Должен ли он отыскать по номеру телефона то лицо, у которого в настоящее время прятался Бурнеф с сообщниками, этого таинственного Грегуара? Следует ли предупредить полицию? Вернуться на улицу Раймон? Он мог броситься в битву со всем пылом, ему присущим, но продумать план атаки, предварительно изучив его со всех сторон, предвидеть препятствия, проникнуть за завесу тайны, то есть видеть невидимое, как он говорил, Патриций сейчас был не в состоянии. Он снова повернулся к Я-Бону, которого, видимо, огорчило его молчание.
— Ты что такой насупленный? Ты одним только мрачным видом действуешь мне на нервы… Всегда все видишь в черном свете, потому что сам черный… Убирайся…
Я-Бон удалился со сконфуженным видом и в это время чей-то голос за дверью крикнул:
— Вас просят к телефону, капитан!
Бельваль поспешно вышел из комнаты. Кто бы мог звонить ему так рано утром?
— Кто спрашивает? — осведомился он у сестры милосердия, которая шла по коридору.
— Право, не знаю, господин капитан. Мужской голос и, очевидно, этот господин торопится… Ему пришлось звонить довольно долго, так как я была внизу на кухне.
Внезапно Бельваль представил себе телефон в большой зале у Эссарца. Он опустился на нижний этаж, где в бывшей бельевой находился телефон.
— Алло! Это я, капитан Бельваль… В чем дело?
— Капитан Бельваль? Прекрасно! Только бы не было поздно… Ты получил ключ и письмо?
— Кто вы такой?
— Ты получил ключ и письмо? — настаивал голос.
— Ключ да, а письма не получал, — ответил Бельваль.
— Не получил письма? Но это ужасно… Значит, ты ничего не знаешь…
Полузадушенный крик прервал речь незнакомца, потом послышались какие-то звуки, видимо, около аппарата боролись, затем мужчина снова заговорил, но теперь его едва можно было расслышать:
— Поздно… Патриций, слушай… Медальон из аметиста, он на мне… Поздно! Поздно!.. А я так хотел тебя видеть… Коралия…
Снова возглас отчаяния, неразборчивые слова, стоны и крики, Бельвалю показалось, что звали на помощь, а потом тишина… Мгновение спустя раздался легкий треск и связь прервалась.
Все это длилось едва ли двадцать секунд. Патриция так взволновал разговор, что он едва мог разжать пальцы, когда вешал трубку.
Он был оглушен. Его глаза не отрывались от больших часов во дворе, которые он видел в окно. Было девятнадцать минут восьмого, и капитан машинально несколько раз повторил эти цифры. Он спрашивал себя, действительно ли все это произошло или это плод его расстроенного воображения, до такой степени все казалось нереальным…
Но в его ушах еще звучали крики жертвы, и он снова схватил трубку.
— Алло, барышня! Кто меня вызывал по телефону? Вы слышали крики? Алло…
Бельвалю никто не отвечал, и он с ругательством повесил трубку и вышел из бельевой. В коридоре он встретил Я-Бона и толкнул его.
— Убирайся! Это ты виноват. Ты должен был остаться там и охранять Коралию… Но постой… Ты должен пойти туда и предложить ей свои услуги. А я пойду предупредить полицию… Если бы ты мне не помешал, я бы давно это сделал, и тогда ничего этого не было бы… Впрочем, нет! Оставайся здесь. Такой план никуда не годится…
Капитан попытался успокоить себя… К чему предполагать самое ужасное и непременно все рисовать в черном свете? Какая-то драма происходит, это верно, но, может быть, вовсе не в особняке на улице Раймон и вовсе не касается Коралии.
Эта мысль натолкнула его на другую. Почему бы самому во всем не удостовериться? Прежде чем предупреждать полицию и узнавать номер телефона того субъекта, который сейчас с ним говорил, надо позвонить на улицу Раймон под каким-либо предлогом и таким образом удостовериться в безопасности Коралии.
Но, с другой стороны, Бельваль понимал, что этим он добьется немногого. Если ему не ответят — будет ли это значить, что ничего страшного не произошло, просто никого нет дома или все еще спят? Но он чувствовал, что должен действовать, иначе сойдет с ума от мучительного беспокойства. Патриций отыскал в книжке номер телефона Эссарца и позвонил.
Ожидание казалось невыносимым. Внезапно он вздрогнул — ему ответили:
— Алло, — сказал он.
— Алло, — ответил ему голос Эссарца.
Хотя капитан был готов к этому, так как предполагал, что Эссарец дома и разбирает свои бумаги, готовясь к бегству, все же он был изумлен и не сразу нашелся, что сказать.
— Господин Эссарец-бей? — машинально произнес он.
— Да… С кем имею честь говорить?
— Это говорят из убежища для выздоравливающих.
— Капитан Бельваль, быть может? — осведомился голос.
Бельваль был поражен. Муж Коралии, стало быть, его знает… Он едва смог пробормотать в ответ:
— Да, это капитан Бельваль…
— Какая удача, капитан, — вскричал, видимо, довольный Эссарец. — Как раз перед этим я звонил вам…
— Ах, так это были вы, — сказал Бельваль, уже уставший удивляться.
— Да, я желал осведомиться, в котором часу меня может принять капитан Бельваль, чтобы я мог принести ему искреннюю благодарность…
— Это были вы, вы… — не переставал повторять капитан.
— Да, неправда ли, какое странное совпадение! — воскликнул Эссарец, на этот раз как бы тоже удивленный. — К несчастью, меня перебили, так как кто-то еще хотел говорить с вами.
— Значит, вы слышали?
— Что слышал, капитан?
— Крики.
— Крики?
— Да, по крайней мере, мне так показалось…
— Что касается меня, то я слышал чей-то голос, спрашивающий вас, и так как этот господин, очевидно, спешил с вами переговорить, я повесил трубку, надеясь позвонить вам попозже…
— За что вы меня хотели поблагодарить?
— Да как же. Я знаю, какой опасности подвергалась вчера вечером моя жена и от чего вы ее спасли… Вот потому-то мне и хотелось вас видеть, чтобы поблагодарить. Где бы нам увидеться? Нельзя ли у вас? Часов около трех, сегодня?
Патриций не отвечал. Смелость этого человека, которому грозил арест, его подавляла. Он спрашивал себя, что в действительности заставило Эссарца звонить ему?
Молчание капитана того, видимо, не удивляло, и он продолжал что-то говорить.
Бельваль повесил трубку. Почему-то он чувствовал себя теперь спокойнее и, поднявшись к себе в комнату, проспал два часа. Проснувшись, он позвал Я-Бона.
— В следующий раз не теряй головы, как это ты сделал недавно, — внушал ему капитан. — Это было просто смешно. Но не будем об этом больше говорить… Ты завтракал? Нет? И я тоже. На перевязке был? Нет? И я тоже. А между тем доктор обещал мне сегодня снять с головы этот ужасный бинт. Сам понимаешь, как это приятно. Деревянная нога еще ничего, но забинтованная голова для влюбленного совсем не подходит. Поторапливайся, пойдем в лазарет. Матушка Коралия ведь не может мне помешать видеть ее там…
Патриций чувствовал себя почти счастливым. По дороге из Майо он говорил Я-Бону, что тайна понемногу начинает раскрываться.
— Да, да, Я-Бон, к этому идем. Во-первых, потому, что матушка Коралия, оказывается, вовсе не в опасности. Как я и надеялся, борьба происходит вдали от нее, без сомнения, между сообщниками, и все по поводу четырех миллионов. Что же касается того субъекта, чьи крики я слышал, это наверное какой-нибудь мой таинственный благожелатель, так как он называл меня на ты! Жаль только, что пропало письмо, которое он прислал вместе с ключом… Принуждаемый неизвестными мне обстоятельствами, он собирался мне все открыть, но в это время на него напали… Кто напал, ты говоришь? Быть может, один из сообщников, который испугался того, что он собирался мне рассказать… Вот, Я-Бон, как обстоят дела. Может быть, на самом деле все и не так, но мне все равно. Главное, нужно на что-нибудь опереться… Если же мое предположение неверно, то виноват будешь ты…