— Как про вас сказать?
— Скажи настоящее имя: Арман Бельваль. Скажи также, что, вероятно, потребуется хирургическая помощь.
Вашеро повиновался и, повесив трубку, участливо произнес:
— Ах, бедный мой господин! Как вас отделали!
— Оставь, пожалуйста, — прервал его Симон. — Мое убежище готово?
— Конечно.
— Пойдем туда, но только так, чтобы нас никто не видел.
— Как всегда…
— Торопись. Возьми пистолет. Ты можешь оставить швейцарскую?
— Да, на пять минут.
Швейцарская выходила во двор, в конце которого был длинный проход. Он в свою очередь сообщался еще с одним двором, посредине которого стоял небольшой одноэтажный дом.
В доме была передняя и три комнаты, одна за другой. Только вторая из них была меблирована. Войдя в нее, Симон остановился у окна.
— Ты запер дверь на улицу? — спросил он Вашеро.
— Да.
— Никто не видел, что мы сюда вошли?
— Никто.
— Никто не подозревает, что ты здесь?
— Ни одна душа.
— Дай мне пистолет. Если я выстрелю, услышит кто-нибудь?
— Нет, конечно. Кому же слышать. Но…
— Что еще? — нетерпеливо спросил Симон.
— Вы не будете стрелять?
— Буду.
— Но в кого же? В себя, господин Симон? Вы хотите себя убить? — в смятении спросил Вашеро.
— Не себя, а тебя, идиот! — расхохотался Симон, спуская курок.
Амедей Вашеро с раздробленной головой рухнул на ковер.
Симон отбросил пистолет и опустился в кресло. Некоторое время он сидел неподвижно с закрытыми глазами. Потом лицо его оживилось, он принялся что-то считать, загибая пальцы. Кого он считал? Людей, от которых он уже избавился: Грегуара, Коралию, Я-Бона, Патриция, дона Луиса, Вашеро! Симон самодовольно усмехнулся. Еще одно усилие, и все будет кончено.
Ровно в десять он подъехал к роскошной белой вилле доктора Жерардека на улице Монморанси.
Глава 18
Еще одна жертва Симона
Симона проводили в кабинет доктора. Там его осмотрел один из помощников, а потом провел в большую залу в глубине отдельного здания.
Доктор Жерардек оказался человеком лет шестидесяти, с быстрыми движениями и моложавым, чисто выбритым лицом, которое немного портил монокль в правом глазу, так как из-за него он постоянно гримасничал.
Симон с большим трудом, так как он едва мог говорить, рассказал, что ночью он подвергся нападению каких-то негодяев, едва не задушивших его. Полумертвого они оставили его лежать на мостовой.
— Но ведь вы имели возможность раньше показаться врачу? — заметил доктор, пристально разглядывая лицо Симона. И так как тот не отвечал, прибавил:
— Впрочем, это ничего не значит.
Он отдал приказ помощнику, и в горло больного тотчас была вставлена тонкая алюминиевая трубка. Когда через полчаса трубку вынули, оказалось, что больному стало гораздо легче дышать.
— Теперь все, — сказал доктор. — Случай оказался даже легче, чем я предполагал. Очевидно, горло сжимала нервная судорога. Возвращайтесь домой и отдохните.
Симон спросил, сколько он должен, заплатил и направился к выходу, но у самой двери он остановился и сказал:
— Я друг госпожи Альбони…
И так как доктор, по-видимому, не совсем его понял, настойчиво повторил:
— Я друг госпожи Альбони. Но если это имя вам ничего не говорит, то я напомню вам, что под ним скрывается госпожа Мозгранем. Этого имени, я думаю, будет достаточно, чтобы мы поняли друг друга?
— Поняли? — все еще недоумевал доктор, гримасничая больше обыкновенного.
— Значит, вы не доверяете мне, доктор! Очень жаль… Мы вдвоем, нам никто не помешает и даже слышать нас никто не может… Сядем и поговорим!
Доктор, не переставая удивляться, сел в кресло напротив Симона.
— Я грек, — продолжал Симон, — а Греция — страна нейтральная, и мне было бы нетрудно достать заграничный паспорт и выехать из Франции. Но по личным соображениям, исключительно меня касающимся, я желал бы приобрести паспорт на чужое имя. Надеюсь, что это мне удастся с вашей помощью. Сколько стоит такая услуга?
Доктор с оскорбленным видом встал.
Симон продолжал настаивать:
— Назовите сумму, прошу вас! Сколько?
Доктор молча указал ему на дверь.
Симон надел шляпу, но прежде чем выйти, предложил:
— Двадцать тысяч! Этого достаточно?
— Позвать людей, чтобы вас вывели? — спокойно спросил доктор.
Симон продолжал торговаться:
— Тридцать тысяч! Сорок? Пятьдесят? Ого! Однако игра тут, как я вижу, крупная… Но помните, что вы не только гарантируете мне, что меня не задержат на границе, но и, кроме того, поможете выехать из Франции. Вы то же самое сделали для госпожи Мозгранем… Ну, хорошо, я больше не торгуюсь! Сто тысяч! Идет?
Доктор запер дверь на ключ, сел у письменного стола и сказал:
— Поговорим.
— Мне нужно только, чтобы вы ответили на мой вопрос, достаточна ли для вас названная сумма?
— Да, но она, собственно говоря, послужит только основанием, все зависит от того, что вы желаете скрыть! — сказал доктор.
— Я вас не совсем понимаю…
— Ну, например, я желал бы знать ваше настоящее имя…
— Я уже сказал вам, что это невозможно, доктор! — стоял на своем Симон.
— Тогда это будет стоить двести тысяч!
— Что!? Однако вы не стесняетесь, доктор… Такая сумма…
— Но ведь вас никто не принуждает ее платить, — спокойно сказал Жерардек.
— Ну, хорошо! Но дайте слово, что сделаете паспорт, не пытаясь узнать мое имя. Для вас ведь, собственно говоря, оно не играет роли.
— Нет, играет и даже большую. Для меня небезразлично, кому я помогаю, шпиону или честному человеку.
— Я не шпион!
— Кто знает! Вы приходите просить моей помощи в крайне подозрительном деле, скрываете свое имя и свою настоящую личность и выражаете такое страстное желание покинуть Францию, что готовы заплатить за это сто тысяч! Что бы вы подумали о таком человеке на моем месте?
Вытирая выступающий на лбу пот, Симон подумал о том, что сделал большую ошибку, обратившись к доктору Жерардеку.
— Однако… — сказал он, делая неловкую попытку рассмеяться, — вы могли бы потактичнее обойтись с другом госпожи Мозгранем.
— Вы от нее знаете, как я обошелся с ней? — осведомился доктор.
— Да она мне сама сказала, что с нее вы ничего не взяли.
Доктор многозначительно улыбнулся.
— Я действительно с нее ничего не взял, но милость таких хорошеньких женщин, как госпожа Мозгранем, этого стоит.
Он помолчал немного и спросил:
— А вы знаете, что она вернулась во Францию?
— Во Францию? Госпожа Мозгранем?
— Да, и даже назначила мне свидание сегодня утром.
— Где именно? — с видимым волнением спросил Симон.
— На барке под названием «Ленивец», которая стоит у набережной рядом с хижиной Берту.
— Берту? — пробормотал Симон.
— Да. И знаете, как было подписано письмо? Грегуар!
— Грегуар? Мужское имя… Странно…
— Да, мужское… Она писала, что ведет жизнь, полную опасностей, что она не доверяет человеку, с которым ее связывают общие дела, и что хотела бы посоветоваться со мной.
— И вы были там? — глухо спросил Симон.
— Да, рано утром. Но, к несчастью…
— Что к несчастью?
— Я пришел слишком поздно. Господин Грегуар или, вернее, госпожа Мозгранем была уже мертва. Ее убили.
— Таким образом, вы больше ничего не знаете? — спросил Симон.
— О чем?
— О том человеке, про которого она писала.
— Нет, как же, знаю! Она назвала мне его имя в письме. Это грек по имени Симон Диодокис. Она даже описала его.
Он развернул письмо и, бросив взгляд на вторую страницу, вслух прочитал:
— «Человек пожилой, слывущий за сумасшедшего. Постоянно носит шарф и темные очки».
Жерардек поднял глаза на Симона. Несколько мгновений оба молчали.
— Вы Симон Диодокис? — спросил доктор.
Его собеседник не протестовал. Лгать не имело смысла.
— Это меняет очень многое, — сказал доктор. — Теперь уже дело идет не о пустяках… Я настаиваю на миллионе.