Выбрать главу

— А на каком этапе в нее включаются американские или корсиканские гангстеры?

— Во всяком случае, уже за пределами Азии, если не принимать в расчет курьеров. Но те в основном непрофессионалы, — ответил он. — Торговля наркотиками в Юго-Восточной Азии и на Дальнем Востоке по-прежнему остается в руках тайных организаций.

— Мне представляется, что роль их возрастает и в Амстердаме, Гамбурге, Сан-Франциско, — заметил я.

— И в Нью-Йорке, — добавил он, помрачнев.

— А вам не кажется, что вы пытаетесь втащить огромный валун на крутую гору? Количество наркоманов в мире неудержимо растет, но преступники всегда хоть на шаг, да опережают представителей закона. Не охватывает ли вас порой чувство безнадежности, когда вы видите, сколько виновных остаются безнаказанными, сколько лабораторий, вырабатывающих героин, спокойно продолжают функционировать по другую сторону бирманской границы, сколько миллионеров насмехаются над законом? — Я попытался перейти на более доверительный тон.

— Если бы меня охватило чувство безнадежности, я бы оставил свое дело.

— А где сейчас после побега из камеры смертников находится Лао Су, один из крупнейших торговцев наркотиками? Он поселился в Таиланде?

— Нет. Он живет в Бирме, в Долане, неподалеку от границы.

— И продолжает торговать наркотиками?

— Да, — буркнул он.

— Как вы представляете себе будущее «золотого треугольника»? Удастся ли когда-нибудь полностью ликвидировать здесь торговлю наркотиками? — Если он скрывает свои эмоции, попытаюсь выведать хотя бы его взгляды. Но и тут я не преуспел.

— Я не ясновидец. Я полицейский. Моя обязанность — преследовать и брать под арест тех, кто торгует наркотиками. Я не занимаюсь никакими иными преступлениями — ни уголовными, ни политическими, — резке ответил он. Так и не удалось определить, прозвучала ли в его словах хоть малая доля сарказма. Мне было не до размышлений. В момент, когда я не найдусь, с чем спросить, разговор будет закончен.

— Я хотел бы встретиться с генералом Туаном Шивэнем, командующим бывшими гоминьдановскими частями в Таиланде. Вы не знаете, как его найти?

В его глазах впервые промелькнула улыбка:

— Опасаюсь, что генерал будет с вами не очень-то откровенен.

— Неважно. Даже предлог, под которым он откажет мне во встрече, поведает о многом. Где бы я мог его найти?

— В гробу. Генерал Туан уже месяц как мертв Его похороны состоятся через семь дней в Мэсалонге.

Я сжал губы. Трудно было с большей наглядностью продемонстрировать свою неосведомленность. Как партнер я перестал для него существовать.

— А можно попасть на похороны? — спросил я, что бы выиграть время.

— Не знаю. Совсем еще недавно этим распоряжалась таиландская армия.

— А сейчас?

— На ваш вопрос здесь, в Чиангмае, могли бы ответить в штабе «ноль четыре», — равнодушно произнес он.

— Попытаюсь узнать. — Я кивнул, а про себя подумал, что военных-то мне и нужно более всего опасаться Вот уж с кем я не хотел бы делиться своими планами В подобных ситуациях я всегда придерживался прин ципа: кто много спрашивает, мало узнает. На прямую просьбу о поездке на Север мне почти наверняка ответили бы отказом. А потом в случае затруднений я не мог бы даже сослаться на свое неведение: мол, не понимаю, что я такого сделал?

— Не расскажете ли мне какую-нибудь историю, относящуюся к последнему времени? — я все еще не терял надежды разговорить его.

— Нет. Я принципиально не рассказываю журналистам о своей работе. Они ко мне часто приходят с просьбой назвать хоть одно имя. Но я этого не делаю, — без обиняков объявил он.

— Да ведь вы уже назвали, — попытался я приспособиться к его стилю. В глазах у него что-то блеснуло. Майкл Пауэрс любил профессионалов. — Как вы считаете, неужели вся таиландская полиция продажна? Ведь впечатление может быть обманчивым — замечают только худших.

— Вот именно. О хороших не говорят, — не без горечи согласился он. Я понял, что нечаянно затронул больной вопрос. После подавления крупных демонстраций в 60-х годах американская полиция служит мишенью для критики, газеты охотно пишут об отдельных случаях жестокости и взяточничестве полицейских. Но ведь и полицейский — человек, и он хочет, чтобы его любили.

— Газеты приводят только дурные примеры, — посетовал он и, словно устыдившись откровенности, вернулся к заданному мной вопросу. Теперь он говорил уже почти дружелюбно. — Я не могу сообщить вам, сколько именно в таиландской полиции продажных людей.