После установления дипломатических отношений между Китаем и Таиландом ситуация сразу изменилась. Вчерашний враг стал союзником. Вчерашний союзник превратился в балласт. У государственных деятелей не бывает друзей, у них есть только интересы.
Угощение на поминках ничем не напоминало лучшую в мире китайскую кухню, славящуюся бесчисленным множеством способов приготовления любого блюда. Солдаты, десятки лет провоевавшие в джунглях, потеряли всякий вкус к изысканному блюду под названием «сто птиц в одном гнезде». На столе не было ни угрей в грибном соусе, ни яиц, которые месяцами выдерживают в земле. Здесь, высоко в горах, не подавались утки по-пекински, акульи плавники или «ласточкины гнезда». Свинина в пикантном соусе была слишком жирна, а рис слипался. Даже бамбуковые побеги не имели присущего им вкуса.
Я сидел в окружении ближайших сподвижников Туана, между высшими штабными офицерами, ветеранами боев и торговли наркотиками, ел палочками рис и пил терпкий черный чай и крепкую водку.
Не успевал я осушить рюмку, как кто-нибудь тут же мне доливал и приглашал выпить. Так могло проявляться и простое желание забыться, но скорее всего это делалось специально. Меня пытались споить в надежде, что алкоголь развяжет мне язык. Я не противился. Каждый раз, когда мне доливали, им тоже приходилось делать глоток-другой. А пили они уже третий день. Мне оставалось только время от времени вставлять в разговор малозначащие вопросы и ждать, когда мои собеседники свалятся под стол.
— Я прошел с ним десять кампаний, — сказал на ломаном английском старый полковник, сидевший во главе стола, и утер слезу.
Я не стал спрашивать, была ли в их числе битва у Бан-Квана в Лаосе, где гоминьдановские войска атаковали «личную» армию шанского полководца Чан Шифу, чтобы отнять годовой урожай переправляемого из Бирмы опия-сырца. Наверняка полковник участвовал в ней: на «опиумные» войны генералы Туан и Ли посылали лучшие свои части. Но к чему вызывать лишние подозрения: случайный турист не должен много знать.
«Нам приходится бороться со злом коммунизма. Но для этого нужна армия. А армии нужны винтовки. Чтобы их купить, нужны деньги. В этих горах существует только один способ их добыть — опий», — откровенно признавался господин Туан в марте 1967 года.
Люди, тесно сидевшие вокруг стола в импровизированной столовой, были ветеранами как войн, так и торговли наркотиками.
— Почему, собственно, во время эвакуации в шестидесятые годы вы не перебрались на Тайвань? Попали бы к своим. Ведь в Таиланде вы стали гражданами второго сорта, — спросил я полковника, заранее зная его ответ. Почти все гоминьдановские части в Северном Таиланде были из горной китайской провинции Юньнань. Тайвань для них чужой остров. Горы «золотого треугольника» напоминали гоминьдановцам их родину.
Если бы мы уехали на Тайвань, мы потеряли бы надежду вернуться в Китай. Между Тайванем и Китаем — море, — объяснил полковник. — Пересечь море трудно. Из Мэсалонга же вы за четыре часа попадете на бирманскую границу. А дальше на север — уже и наши горы.
— Вы все еще надеетесь вернуться?
Вздохнув, он молча огляделся. Китайцы редко проявляют чувства, обычно их прячут за улыбкой. Сегодня они плакали, и в суровых мужских слезах, украдкой утираемых рукой, отражалось не только прощание с мертвым генералом. Бывшие отборные воины гоминьдана превратились в сморщенных, источенных болезнями стариков. И они проделали свой «Великий поход». Отступали из Китая в Бирму, из Бирмы в Лаос, из Лаоса в Таиланд. С конца 40-х годов они знали одни поражения: бежали, нередко голодали, совершали марш-броски и спали в джунглях с винтовкой под головой, всегда настороже. В четырех странах рыли могилы для павших. Ни одна из этих стран им не принадлежала.
Они потеряли родину, но еще на что-то надеялись. Юньнань гоминьдановцы покидали с мыслью, что скоро вернутся.
Дважды предпринимали безуспешные попытки в начале 50-х годов. Их нападение не вызвало ответного восстания в стране и окончилось полным фиаско. Вернулась только горстка.
Потерпели они поражение и в 1961 году от объединенных сил НОАК и бирманских регулярных частей. Проиграли бой с Патет-Лао в секретной войне, которая велась в Лаосе.
В конце концов их покинула и надежда. Они стали анахронизмом даже в глазах собственных детей. Дети родились уже в Таиланде и в школе учили тайский язык. У них нет другой родины, кроме той, которая для их отцов стала лишь временной остановкой в пути. И они стараются слиться с ее народом, забыть о Срединной империи — она их не интересует. Предел их мечтаний — японский мотоцикл «хонда».