В комнате темно и так тихо. Единственный свет просачивается через стеклянные двери террасы. На улице начался снегопад, падающие хлопья заглушают весь мир. Я смотрю, как они падают, пока Картер укладывает меня на кровать, нежно обнимая мою голову, пока она не коснется подушки.
Я смотрю на него, теряясь в словах. Это был худший день в моей жизни - полный невообразимого горя, невыразимой боли. И все же какая-то часть меня утешается его прикосновением, успокаивается от ощущения его рук на моей коже. Он - мазь для зарубцевавшейся раны внутри меня. Я не уверена, что она когда-нибудь заживет.
– Я дам тебе отдохнуть, – говорит Картер негромко, глаза полны мыслей с острыми краями, которые я не могу расшифровать. – Ты измотана.
Он начинает вставать, но я протягиваю руку и хватаю его за плечо. В моей хватке чувствуется настоятельная необходимость. Какой-то отчаянный страх при внезапной мысли о том, что он может выйти за дверь, оставив меня одну в темноте с разумом, полным воспоминаний, которые я не могу долго сдерживать.
– Пожалуйста... останься.
По его телу проходит толчок, как будто я ударила его током.
– Я не думаю, что это самая разумная идея, Эмилия.
– Пожалуйста, Картер. – Мой голос падает до шепота, едва слышного. – Я не хочу сейчас оставаться одна.
Его челюсть напрягается, и я знаю, что он раздумывает. Я вижу, как в его глазах разгорается конфликт. Он не хочет покидать меня, но знает, что оставаться здесь, наверное, неправильно.
Неправильно для меня.
Для него.
Для нас обоих.
Какое бы выражение лица он ни увидел на моем лице, этого достаточно, чтобы поколебать его. Двигаясь осторожно, словно по минному полю, он растягивается рядом со мной на кровати. Долгое время мы просто лежим и смотрим друг на друга.
Не прикасаясь, не разговаривая.
Он смотрит в мои глаза, в мою душу, и я знаю, что он читает всю тьму внутри меня, клубящуюся, как яд, не имеющий выхода.
Я издаю звук - полувсхлип, полувздох - и его осторожное спокойствие рассыпается в прах. Не говоря ни слова, он протягивает руки и притягивает меня ближе, пока мы не прижимаемся друг к другу так плотно, что я не могу понять, где кончается я и начинается он. Его сильные руки обнимают меня, тепло и безопасность. Его ноги переплетаются с моими, он старается не нагружать мои синяки.
Когда он обнимает меня, что-то разбивается в глубине моей души. Я думала, что мое сердце слишком онемело от льда, чтобы горевать дальше, но я ошибалась. Я думала, что уже выплакала все свои слезы, но оказалось, что впереди еще больше. Мои конечности сильно дрожат, когда слезы вытекают на шею Картера. Я физически не в состоянии справиться с огромной болью. Эта потеря слишком велика, чтобы распаковать ее всю сразу. Слишком велика, чтобы осознать весь ее масштаб без времени и расстояния.
Через некоторое время я чувствую, что на макушке моей головы выступили слезы, и понимаю, что я не единственная в этой постели, кто охвачена абсолютным горем этого дня.
Мы вместе плачем.
Мы скорбим.
Когда наши рыдания, наконец, стихают, я кладу голову на грудь Картера и сворачиваю свое тело вокруг его тепла. И там, слушая ровный стук его сердца, я позволяю своим усталым глазам закрыться, зная, что он будет здесь со мной, когда придут кошмары.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
ГРУЗОВИК ПРИБЛИЖАЕТСЯ ВСЕ БЛИЖЕ, ближе, ближе, и его уже не остановить. Я слышу звук пуль, проносящихся над головой. Я слышу, как Симмс говорит мне бежать. Я слышу крики пожарных, зовущих своих жен и детей, обезумевших от страха. И громче всего я слышу крики.
Так много криков, раздающихся в воздухе.
Крики, которые я запомню на всю жизнь.
Крики, которые...
– ДАВАЙ, ЛЮБИМАЯ. ПРОСНИСЬ.
Вокруг меня руки, держащие меня близко. Привязывая меня к реальности с миром. Сдерживая ужас.
– Ш-ш-ш. Ты в порядке, Эмилия. Ты в порядке.
Мои лихорадочные крики затихают, когда сознание возвращается с толчком. Мое сердце колотится с удвоенной скоростью. Руки Картера все еще крепко обхватывают мое тело.
– Ты в порядке, – повторяет он успокаивающим голосом. – Я держу тебя.
Я поворачиваю шею, чтобы встретиться с его глазами, и тихонько хнычу.
– Грузовик...
– Я знаю, любимая. Но теперь все позади. Ты в безопасности. – Его рука гладит мои волосы. В его голосе слышится гравий. – Я обещаю. Я буду оберегать тебя.
В его тоне нет места для сомнений. Он подразумевает каждое слово.
Мое сердце расширяется. Я втягиваю глоток воздуха и стараюсь не обращать внимания на то, как близко мое лицо к его лицу и как приятно прижиматься к твердым плоскостям его тела. Я ненавижу себя за то, что вообще заметила это. За то, что вообще способна чувствовать что-то, кроме горя, потери или боли.
По всем правилам, я должна быть мертва прямо сейчас.
Как я могу думать об этом?
Возможно, именно в этом и заключается проблема: я должна быть мертва. Я была так близко. И какая-то часть меня - безрассудно вырвавшаяся из колеи часть, та, которая все еще немного оцепенела и сильно шокирована всем произошедшим - шепчет мне на ухо опасные вещи. О том, что нужно жить полной жизнью, пока у меня еще есть шанс. О том, что нужно держаться за людей, которые важнее всего, пока у меня не закончилось время.
Я выжила.
Я выжила, когда, по общему мнению, должна была умереть.
Я выжила, и я дома, я здесь, в его объятиях.
Моя душа - шелуха бездонной скорби. Мой разум дико мечется между противоречивыми чувствами от одного момента к другому. Скорбь по тем, кто погиб, в сочетании с невыносимым чувством облегчения, что я не разделила их судьбу. И, прежде всего, чувство вины. Вина за то, что я жива. Вина за эгоистичный всплеск радости, который я испытываю, осознавая, что все еще жива.
Из своих курсов я знаю, что для этого существует технический термин.
Вина выжившего.
Но то, что я могу навесить на себя ярлык из учебника, не помогает мне быстрее преодолеть свои противоречивые чувства. Это также не поможет мне понять, почему в это совершенно неподходящее время, время потери, оплакивания и отпускания... больше всего на свете я хочу потерять себя в крепких объятиях Картера и никогда больше не появляться.
Я смотрю на него, и боль уменьшается.
Не сильно.
Но настолько, что я снова могу дышать.
Это странно - Картер и я, здесь, вместе. Тихая комната, за окном падает снег. Как будто мы попали в какую-то альтернативную вселенную.