Мои глаза внезапно заслезились.
Проклятье.
Она права. Во всем.
Я была язвительной. Я отталкивала ее. Потому что правда в том, что в ту ночь - ту ужасную ночь, когда Лайнус умирал у меня на руках - что-то сдвинулось внутри меня. Смертельная рана в моем сердце, едва закрывшаяся после смерти моей матери два года назад, снова разверзлась. И после этого мысль о том, чтобы потерять кого-то еще, мысль о том, чтобы пережить такое горе еще раз...
Это было слишком тяжело для размышлений.
Поэтому я закрылась от этой возможности. Я воздвигла вокруг себя стены, достаточно высокие, чтобы держать всех на расстоянии вытянутой руки.
Ваше сердце не может быть разбито, если вы никого не пускаете в него.
Какой холодной кажется эта стратегия сейчас, в суровом свете дня, столкнувшись с правдой от девушки, которая называет себя моей сестрой. Если бы мама была жива, она бы надрала мне задницу за такой эгоизм. Одной этой мысли достаточно, чтобы мое сердце заколотилось от сожаления и раскаяния.
– Хлоя... – Я тяжело сглатываю, чтобы очистить комок эмоций, блокирующий мои дыхательные пути. – Мне так жаль. Правда. Сейчас это звучит глупо, но... Я думаю, я пыталась как-то защитить себя, держась на расстоянии от всех. Я не понимала, что причиняю тебе боль в процессе.
– Я понимаю, Э. Правда. За последние несколько месяцев ты пережила довольно серьезные перемены. Ты имеешь право на небольшое время для адаптации.
– Тем не менее... последнее, что я хотела сделать, это заставить тебя чувствовать себя одинокой или как будто ты не имеешь для меня значения. Потому что это не может быть дальше от истины. – Я быстро моргаю, чтобы побороть жжение в глазах. – То, что ты есть в моей жизни, так много для меня значит. Прости, если я не показывала этого в последнее время. С этого момента я собираюсь стать лучше.
– Радуга позитива?
Мои губы кривятся в ухмылке.
– Я не знаю насчет полной радуги. Как насчет... серого спектра света чуть менее едкого цинизма?
– Продано!
Глаза блестят от удовольствия, она предлагает примирительную улыбку. Через мгновение я возвращаю ее.
– Я бы обняла тебя, но... – Ее глаза осматривают меня с ног до головы, принимая во внимание мой пыльный костюм для верховой езды и сапоги, покрытые грязью. – Ты противная.
– Вау. Спасибо.
– Для чего нужны сестры, если не для того, чтобы поразить тебя суровой правдой, которую никто другой не признает? Ну, давай. Здесь чертовски холодно, я не спала уже двадцать четыре часа, и мой кайф официально сошел на нет.
Я закатываю глаза, пока она ведет меня к боковой двери дворца, но я не могу отрицать улыбку, загибающуюся в уголках моих губ. Впервые за несколько недель я чувствую, что глотнула воздуха.
МЫ РАССТАЕМСЯ с Хлоей в ее комнате в Северном крыле, и, когда она закрывает дверь, на ее лице появляется зевок. Я продолжаю идти по коридору к своим собственным покоям, проходя по пути мимо покоев Картера. Я напрягаю слух, пытаясь уловить хоть какие-то признаки жизни за его стеной, даже ругая себя за то, что прислушиваюсь.
Ради всего святого. Соберись, сталкер.
Ускорив шаг, я дохожу до своих комнат и закрываюсь внутри. Щелкнув замком, я чувствую себя в небольшой безопасности от своего тревожного внимания к соседней комнате.
Я принимаю душ, смывая с себя пыль и пот после поездки, обжигающе горячая вода делает мою бледную кожу розовой. Когда мои руки скользят по телу под струями воды, я закрываю глаза и на один безрассудный момент позволяю себе представить, что они принадлежат кому-то другому.
Кому-то с темными беспорядочными волосами и ярко-голубыми глазами, которые пронизывают меня насквозь, до самой души.
Мои пальцы прокладывают путь от живота вниз к вершине бедер, скользкие от воды, когда я начинаю трогать себя. Мой позвоночник выгибается, когда воспоминания проносятся сквозь меня.
Лунная оранжерея.
Его рот на моем.
Его руки на моей шее.
В моих волосах.
На моих бедрах.
В моей сердцевине.
Этих ощущений достаточно, чтобы я, споткнувшись, врезалась спиной в кафельную стену. Сердце колотится, колени слабые, дыхание короткое.
Остановись, - рычит мой здравый смысл. Фантазии о нем ничего не исправят.
Но отгонять Картера Торна от моего мозга становится все труднее. С тех пор как он разбудил меня от кошмара прошлой ночью, я не могу выбросить его из головы. После месяца осторожной дистанции, когда он был так близко, видела эти глаза, чувствовала запах его кожи... Это ударило меня, как толчок чистого адреналина, пробудив во мне потребность, которую я считала давно похороненной.
Нравится мне это или нет, но той ночью в оранжерее...
Он овладел мной.
Телом и душой.
Удар за ударом.
Толчок за толчком.
Я жажду его каждым атомом своей анатомии, и это ощущение только усиливается, чем дольше я отказываю себе. Словно наркоман, испытывающий все более сильную ломку, я жажду своей дозы с одержимостью, которая пугает меня так же сильно, как и возбуждает. Это настолько чуждое ощущение, что я с трудом узнаю его.
Я никогда не была адреналиновым наркоманом. Никогда не находила острых ощущений в жизни на грани. До того, как я стала наследной принцессой Эмилией, я была обычной соседской девочкой. Прилежной ученицей. Прилежной работницей. Надежным другом.
Финансово ответственной.
С ясной головой на плечах.
Никогда не шла на ненужный риск. Никогда не гонялась за плохими парнями, которые заставляли мой пульс учащаться или совершали безрассудные поступки ради каких-то хвастливых прав.
Сколько себя помню, я прожила свою жизнь в черно-белых тонах – следуя четким и простым границам, атакуя свои проблемы с методичной точностью. Я репетирую каждую важную речь перед зеркалом в ванной. Я составляю рациональные списки "за" и "против". Я доверяю своей голове, а не сердцу.
Мне нравится наука.
Мне нравится математика.
Мне нравятся конкретные ответы и предсказуемые результаты.
Я просто не та девушка, которая позволяет похотливым мыслям затуманивать ее здравомыслие.
На самом деле, я презираю таких девушек.
И все же...
Вот она я. Эмоциональный клубок желаний и отчаяния, и все это из-за мужчины, которого я никогда не смогу иметь.
Я знаю, что это неразумно, нездорово или рационально.
И все же, я не могу остановиться. Я не могу выключить это.
Я не могу отключить его.
Выключив душевую лейку, я выхожу на мраморный пол с подогревом, и беру полотенце с вешалки. Герб Ланкастеров - двуглавый лев - вышит на плюшевом белом хлопке толстой золотой нитью. Я хмуро смотрю на него, вытирая свои затекшие конечности.