— Благодарю вас, но мне еще предстоит пройти длинный путь.
— Согласен, но я не взял бы вас в ученицы, если бы вы уже не преуспели в искусстве живописи. У меня просто нет времени заниматься с начинающими. Вам я дам необходимые советы и наставления. Думаю, это именно то, что вам нужно.
— Я буду очень внимательной ученицей.
— Хорошо. Де Хартог сказал мне, что в последнее время отец с вами не занимался. И все же вы должны быть всегда благодарны Хендрику Виссеру, потому что именно он заложил фундамент, на котором вы будете оттачивать и совершенствовать свое мастерство.
— Я это знаю. Много раз я слышала от отца, что очень многому можно научиться, но главное зависит от таланта, и все же то, что художник изображает на холсте, исходит из самого его сердца.
— Так оно и есть.
— Задолго до того, как я это поняла, отец имел обыкновение цитировать мне совет Леонардо да Винчи: «Наблюдение, экспериментирование и анализ».
— Что ж, это золотое правило для любого художника. — Взгляд Вермера стал задумчивым. — Я вижу, вы похожи на те бриллианты, которые продают торговцы в Амстердаме. Ваш талант художника был огранен искусной и опытной рукой. Моя задача — его отполировать. Удастся ли это сделать, будет полностью зависеть от вас.
— Я хочу идти вперед и совершенствоваться.
— Тогда я, пожалуй, могу предсказать вам блестящее будущее, которое превзойдет все ваши ожидания. Однако время покажет. — Вернер добавил уже шутливо: — По крайней мере, придя в мою мастерскую с таким багажом за плечами, вам не придется тратить время на нудную работу, которую выполняют все новички.
Франческа весело рассмеялась:
— О, я всему обучена, у меня была богатая практика. Я умею делать кисти и переплетать альбомы для рисунков.
— Когда мне нужна такого рода помощь, мои дочери, Мария и Алидис, с удовольствием выполняют эту работу. Старший сын Йоханнес тоже проводил много времени в мастерской, но в конце концов он понял, что не сможет стать художником. Сейчас он обучается в Харлеме у торговца шелками. Он учится расписывать шелка, этим же занимался и мой отец, когда был в его возрасте. И я должен был бы пойти по этому пути, во всяком случае, именно такому ремеслу меня обучали в отчем доме на улице Волдерсграхт. Мой отец продолжал заниматься производством шелков, даже когда стал процветающим торговцем картинами и произведениями искусства. Когда же он приобрел «Мехелин», то по-прежнему продавал картины, так же как вино и пиво.
— Вы ведь и сами занимаетесь торговлей картинами, а не только их пишете?
— Да, правда.
— И кто же из детей пойдет по вашим стопам?
Вермер покачал головой:
— Если вы имеете в виду карьеру художника, то у меня нет наследников. Во всяком случае, я пока не заметил в своих детях особого призвания к живописи. Вот разве только Игнациус преподнесет мне приятный сюрприз. — При упоминании о младшем сынишке Ян улыбнулся.
— Можно мне как-нибудь посмотреть вашу галерею?
— Сейчас самое подходящее для этого время. Вы не можете начать работу, в первый же день не познакомившись со всеми нами! За обедом я представлю вам все мое семейство, кроме Йоханнеса. Он стал редким гостем дома с тех пор, как уехал на учебу в Харлем.
Вермер превратил в галерею широченный коридор с деревянным полом, по которому раньше подкатывали бочонки к дверям пивной «Мехелин». Сейчас эта дверь была заперта. Сдав в аренду таверну, Ян решил оставить себе коридор, так как он имел отдельный вход со стороны боковой улочки, а кроме того, благодаря двум большим окнам здесь было вполне достаточно света. В галерее стоял длинный дубовый стол, заваленный офортами и рисунками, которые могли просматривать покупатели, а все стены были увешены картинами разных размеров. Летом здесь было прохладно, а зимой — сухо и тепло, что благотворно действовало на картины, особенно, написанные на дереве, которое не терпело резких перепадов температуры.
Франческа бродила по галерее, рассматривая картины.
— Уверена, что вы иногда продаете картины, которые предпочли бы оставить у себя.
— Да, и достаточно часто. У меня здесь есть маленький шедевр моего учителя и еще три его работы. С одной из них я решил расстаться.
Вермер подвел Франческу к картине, которую она еще не успела рассмотреть. — Она написана покойным Карелом Фабрициусом, учеником Рембрандта. Предложу ее де Хартогу в следующий его приезд. И все же мне не хотелось бы с ней расставаться. Великолепная картина, правда?
Франческа кивнула, и все-таки сюжет работы мастера навел ее на печальные мысли. На картине был изображен щегол, сидящий на жердочке, приделанной к стене. На лапку птицы была одета цепь, так что она не могла взлететь. Многие люди держали птиц в неволе, но этого никогда не было в доме Виссеров, так как Хендрик считал, что все должны быть свободны, и ненавидел любую неволю. Странно, что он вдруг лишил свободы собственную дочь. Франческа была прикована к Гетруд такой же надежной цепью, как и этот замечательно написанный несчастный щегол.