— Вы сами видите, — сказала Франческа после того, как они обсудили все домашние дела, — что отец должен работать в мастерской. Я заставлю его сделать это, даже если придется пойти на крайние меры. И не только потому, что нам не хватает денег. Именно сейчас ему необходимо работать очень много. Конечно, мы никогда не оправимся от потери мамы… — голос девочки дрогнул, но она собралась с силами и продолжила. — Но я знаю, маме бы очень хотелось, чтобы в доме все шло своим чередом, как если бы она была жива… А она всегда с нами, когда мы смотрим на ее чудесный портрет в мастерской.
— Согласен. Ты хочешь, чтобы я поговорил с Хендриком?
Франческа отрицательно покачала головой.
— Вы очень добры, но ведь вы знаете, какой отец вспыльчивый и обидчивый, а мне совсем не хочется, чтобы он с вами поссорился после стольких лет дружбы.
Виллем улыбнулся.
— Ну, я думаю, что смогу пережить все капризы Хендрика, но если ты хочешь, то поговори с отцом сама. Только смотри, если тебе не удастся его убедить, сразу же сообщи мне.
Франческа поблагодарила Виллема де Хартога и открыла папку с офортами. Она собрала их по всем ящикам в мастерской и надеялась, что де Хартог сможет их продать. Он просмотрел работы Хендрика, на которых были изображены виды Амстердама. Однако на нескольких офортах были сельские пейзажи с лодками и баржами, плывущими по каналам мимо ветряной мельницы. Виллем понял, что эти работы почему-то не понравились Хендрику, поэтому он их никому и не показывал. Однако, какое это имело значение. Сейчас дочерям Хендрика были нужны деньги на еду, и де Хартог решил дать Франческе деньги, которые он надеялся выручить от продажи картин. Он делал так и раньше, когда его друг испытывал затруднения, и иногда терпел убытки, но Хендрик об этом не догадывался. Де Хартог хорошо знал непомерную гордость друга и его строптивый нрав.
На обратном пути Франческа купила все необходимое. Девочка прекрасно усвоила науку экономно расходовать деньги. Придя домой, она оставила покупки на кухне и пошла к Хендрику, который сидел в гостиной со стаканом бренди в руке.
— Отец, — твердым голосом сказала Франческа, — сегодня я отнесла Виллему несколько твоих офортов.
Хендрик посмотрел на дочь пустыми глазами:
— Ну и что, он взял их? Хорошо.
— Больше ничего не осталось. Если ты снова не примешься за работу, мне придется продать что-нибудь еще. Можно начать с маленького портрета мамы, который висит в этой комнате. А потом, может быть, придется продать и большой портрет из мастерской.
Хендрик вскочил со стула и швырнул стакан в камин. Пламя с шумом вспыхнуло. Хендрик побагровел от ярости и замахнулся на дочь. Франческа смотрела прямо на отца и не пыталась увернуться от удара. Внезапно он остыл и бессильно опустил руку. Хендрик никогда в жизни не бил своих детей. Он вдруг с болью понял, почему Франческа была вынуждена поступить именно так. Хендрик нежно обнял дочь, прижал ее голову к груди и тихо прошептал:
— Я, пожалуй, пойду в мастерскую и немного поработаю над «Андромедой».
Франческа облегченно вздохнула и закрыла глаза. Пока еще ничего не было решено, но начало уже положено.
Хендрик так и не стал регулярно работать в мастерской, как он это делал при жизни Анны. Он по-прежнему чувствовал себя художником, и его рвение в работе нисколько не уменьшилось, но когда картина была почти закончена, Хендрик вдруг бросал все и исчезал на несколько дней. Он считал это наградой за работу, которая мешала ему думать о своей утрате. Такие выходки Хендрика приводили в бешенство Виллема де Хартога, торопившегося продать его работы, и раздражали Франческу, которая с трудом сводила концы с концами. Но Хендрик был неисправим.
Как и Анна, Франческа удивительно ловко справлялась с кредиторами. Когда у нее появлялись деньги, она выплачивала все долги одному из торговцев, и давала достаточную сумму всем остальным, чтобы не испортить с ними отношения. Торговцы ничего не имели против Франчески, так же, как в свое время и против ее матери. Они винили во всем Хендрика, так как часто бывали с ним в одних кабаках и возмущались его неразумной расточительностью, совершенно недопустимой при таком обилии долгов.
Хендрик почти совсем забросил занятия с дочерьми, и дело тут было не только в его регулярных загулах. Он утратил интерес к обучению девочек. Хендрик никогда не любил давать наставления в работе, а теперь это чувство в нем усилилось. Ведь не было рядом Анны, которая с такой радостью наблюдала за успехами дочерей и поощряла к занятиям мужа. Только сейчас девочки поняли, какую роль сыграла мать в их обучении. Сибилла была страшно довольна, что ее наконец оставили в покое и не заставляли работать в мастерской. Она перестала устраивать истерики, но вела постоянную борьбу с Марией, которая пыталась приучить Сибиллу к домашней работе и сделать из нее такую же искусную хозяйку, как и ее сестры. В двенадцать лет Сибилла оставила школу, однако ее радость по этому поводу была изрядно отравлена, так как приходилось часами заниматься нудной работой: штопать, убирать в доме и готовить.