К мучениям ее добавлялась мысль о том, что она, призванная выступать в защиту Франчески перед Хендриком, не оправдала надежд ceстры. Он, возможно, в конце концов прислушался бы к ее просьбам, не случись все это несчастье. В тот же вечер Алетта в отчаянии доверила свое обязательство перед Франческой Сибилле, которая, впрочем, не проявила особого сочувствия.
— Меня не удивляет, что отец хочет, чтобы она находилась под присмотром, уехав из дома. То же самое ожидало бы любую из нас. Не забывай, что она, наверное, скучает по дому, и поэтому все кажется ей гораздо ужаснее, чем есть на самом деле.
— Но ты обратишься к отцу от ее имени?
Сибилла вздохнула.
— Ну хорошо. Я пойду прямо сейчас.
Она пошла в скромную гостиную, но почти тотчас вернулась.
— Что случилось? — взволнованно спросила Алетта.
— Я спросила, нельзя ли поговорить с ним насчет проживания Франчески в Делфте, и он ответил: «Нет».
— А еще что-нибудь сказал?
— Да, он велел не говорить с ним также и о тебе. — Затем Сибилла внесла вполне разумное предложение. — Почему бы тебе не поехать в Делфт и не побыть там неделю-две с Франческой? У тебя, должно быть, достаточно денег за проданные картины. Мария, Грета и я вполне управимся здесь по дому.
Лицо Алетты прояснилось.
— Верно! Я поеду завтра же.
Если отец захочет снова увидеть ее после того, как завтра она попрощается с ним, ему придется посылать за ней.
Глава 14
Когда Алетта вошла в мастерскую и сообщила Хендрику о своем намерении уехать в Делфт, он даже не взглянул в ее сторону, а продолжал натягивать холст на рамку. Затем, когда девушка уже повернулась уходить, с глухим стуком швырнул рамку на стол и заорал на дочь:
— Поезжай! Можешь оставаться там хоть навсегда, так как твое отсутствие ничего не значит для меня!
Алетта остановилась, не собираясь уступать.
— Ты никогда не простишь меня? — спросила она резко.
— Никогда! Убирайся из моей студии!
Лицо Алетты стало пепельным, но дух ее не ослабел, она по-прежнему высоко держала голову в кружевном чепце.
— Тебе не придется снова встречаться со мной. Я буду зарабатывать на жизнь за пределами Амстердама.
— Но не живописью, — прозвучал жестокий ответ Хендрика. Язвительность замечания настолько глубоко поразила Алетту, что она выбежала из комнаты.
На следующее утро во время завтрака Хендрик был единственным человеком, не разговаривавшим с ней, а когда началось прощание, скрылся в своей мастерской. Услышав, что Алетта с Сибиллой собираются выходить, он занялся дальнейшей подготовкой полотен, натянутых за день до этого, и избегал смотреть в окно на тот случай, если Алетта встанет снаружи на цыпочки, чтобы бросить последний взгляд на него через окно. Девушка молча села в дилижанс и не вступала в беседу с беззаботно болтавшими попутчиками. Казалось, будто иссякли все эмоции. Она чувствовала себя оцепеневшей, отрезанной от всего остального мира. Целые недели мучений от угрызений совести и жестокое обращение отца после его возвращения домой взяли, в конце концов, свое. С собой у нее были две сумки, а когда она найдет работу в Делфте, Сибилла перешлет сундук с оставшимися вещами. Сестра, часто не задумывающаяся о том, что она говорит, невольно усилила язвительное замечание отца, предложив Алетте давать уроки рисования и зарабатывать тем на жизнь.
— Вот этого я не сделаю никогда! — прошипела Алетта. — Я буду лучше работать с половой щеткой и ведром, но не прикоснусь к кисточке из собачьего волоса и палитре!
Путешествие в дилижансе оказалось не только неудобным, но и шумным, так как погода была ветреной и суровой. Дождь барабанил по пропитанной воском парусине над головой, а сильный ветер заставлял ее вздыматься и волноваться, угрожая в любую минуту сорвать с железных крючков. То и дело колеса скользили в мягкой грязи, хотя почва под нею еще оставалась твердой после долгого периода без дождей. Остановки у постоялых дворов означали, что придется бежать к гостинице, склонив голову под сильным дождем, и многие пассажиры предпочитали не выходить, чтобы не пришлось остаток пути просидеть в сырой одежде.
Когда путешествие подходило к концу, Алетта услышала замечания людей, знакомых с местностью, по поводу скорости кареты, приближающейся к ним из-за поворота. Им было ясно, что кучер намерен обогнать дилижанс, прежде чем они выедут на лежавший впереди мост, так как тот, кто первым пересечет его, будет иметь преимущество на оставшемся отрезке узкой дороги, ведущей в Делфт. Естественно, кучер не хотел плестись за дилижансом, который не сможет увеличить скорость из-за сильного встречного ветра.