Хотя Хендрик и дал знать Людольфу, что дочь дома, сейчас он чувствовал себя более непринужденно, чего не произошло бы, не имей он надежды получить в недалеком будущем богатого зятя. С каждым днем росла уверенность, что все его неприятности закончатся, как только на пальце Сибиллы появится обручальное кольцо ван Янса. Он сможет тогда плюнуть на Людольфа и дать благословение Питеру и Франческе. Удача возвращалась к нему.
— Мне позировала старшая дочь Вермера, — сказала Франческа.
Хендрик наклонился вперед, внимательно рассматривая аккуратные мазки кисти, потом отошел назад, чтобы взглянуть на картину с расстояния. В работе дочери не было заметно следов смелой техники, отражавшей в какой-то мере влияние его наставника, — Франса Халса, но манера Франчески развилась в почти воздушный стиль, нежный, как музыка Эоловой арфы, и все же в ней чувствовалась сила, приковывающая взор. Девушка на картине оглядывалась через левое плечо, свет играл на молочно-белой коже лица и шеи, темные глаза сверкали так же ярко, как и жемчужины, олицетворяя власть жизни и красоты. Художнице удалось передать этот порыв, как будто вся картина была начата и закончена в одно мгновение, а в следующее взметнулись бы ресницы девушки, сменилась поза, и момент был бы потерян навсегда.
— Твой мастер хорошо обучил тебя, — признал Хендрик, зная, что сам никогда бы не раскрыл талант Франчески так, как это сделал Вермер.
— Я всегда буду благодарна ему за учебу, — сказала Франческа, не осознавая, что затронула больную струну в душе отца.
— Да, конечно, все обернулось как нельзя лучше. Ты разве не собиралась сегодня утром в церковь Зейдеркерк?
— Да, я сейчас ухожу. Я попросила Сибиллу пойти со мной. Она говорила, что тоже не видела еще новой картины.
— На неделе у нее не было времени, а по воскресеньям она ходит с семьей ван Янса в церковь Вестеркерк.
— Говорила ли она тебе хоть раз, что влюблена в Адриана?
— Нет, но это вовсе не означает, будто она его не любит. — Затем, заметив вопросительное выражение на лице Франчески, успокаивающе махнул рукой. — Ну, хорошо. Мы с тобой знаем, что она просто ослеплена им от того, что он собой представляет, но она также и любит его. Я уверен в этом. Ради всего святого, не вздумай забивать ей голову сомнениями! Чем скорее она выйдет замуж, тем лучше. После того как ты уехала, я не мог избавиться от потока неподходящих ухажеров.
— В каком смысле «неподходящих»? Ты имеешь в виду, что они недостаточно богаты, чтобы понравиться ей?
— Это был главный фактор, но создавалось впечатление, будто любой холостяк или вдовец, которому она улыбнулась, считал, что у него есть шанс. Когда они начали приходить ко мне и представляться, постоянно прерывая мою работу, я быстро дал им от ворот поворот.
В глазах Франчески вспыхнули веселые огоньки.
— Не сомневаюсь, что ты справился с этим.
Хендрик улыбнулся ей, радуясь веселью девушки.
— Как хорошо, что ты снова дома, Франческа.
— Я рада, что снова здесь. А сейчас я оставлю тебя с твоим пейзажем. Мне нравятся эти деревья.
— Самое большое растет здесь, в Амстердаме, а два остальных я взял с эскиза, сделанного несколько лет назад в Харлеме.
Всю дорогу до Зейдеркерк Сибилла болтала о платье, которое будет на ней на вечеринке в честь обручения, и о серебристой парче на свадебное платье, которую должны доставить из Флоренции.
— Тетя Янетье пишет, что на ней рисунок в виде флорентийских лилий. Ты можешь представить себе что-либо очаровательнее?
— Зная ее великолепный вкус, я уверена, что это будет изумительный материал. Как ты думаешь, она приедет на твою свадьбу?
— Нет. Ее муж получил какое-то высокое назначение и в последующие месяцы ей придется помогать ему устраивать общественные мероприятия и званые вечера, которые он должен дать.
Они приблизились к Зейдеркерк и медленно вошли внутрь. По конструкции это была базилика, очень высокая, с простыми светлыми окнами. Они прошли в боковой неф храма, где, как сказал им Хендрик, работал Ханс Румер.
Им открылась задняя сторона массивного мольберта с огромным холстом, прикрепленным многочисленными зажимами. Он стоял на большом куске грубого полотна, расстеленного на каменных плитах, чтобы уберечь их от капель краски. Художника не было видно, хотя сброшенная рабочая блуза, палитра, кисти и остальные материалы лежали на столе. Сестры остановились перед картиной. Отряд городской стражи изображался почти в полный рост, мужчины сидели или стояли вокруг стола. Пока картина не многим отличалась от обычных набросков маслом, подобным тем, которые художник в более мелком масштабе представляет на рассмотрение и одобрение клиенту, прежде чем приступить к выполнению заказа. Хендрик закончил три лица, включая и знаменосца, позолоченный пояс которого, его одежды из кремового шелка, а также серая шляпа с желтым пером чуть ли не сияли на бледном коричневато-желтом фоне.