Надю не пустили к тете на прием. Ей не давали сладкого. По вечерам в столовой она в наказание вязала чулок перед киотом святых мучениц Веры, Надежды, Любови и мудрой их матери Софии. Чулок этот ненавидели все. Его вязали в институте все наказанные, сидя на стуле перед огромной иконой. Но за все время существования института чулок никогда не был связан даже и до половины.
И Надя восстала. Как только постилали чистые скатерти, она тотчас же вытаскивала вареные морковки и размазывала их на столе. Смирнова выходила из себя. Но девочка не сдавалась. И даже в те дни, когда повар Лу Су-чан не клал в обед ни одной морковки, Надя ухитрялась посадить морковное пятно.
Она заранее собирала морковки, ей дарили их подружки с соседних столов, и она носила их в кармане в жестяной коробочке от ландрина. Наказание не останавливало девочку. Она ежедневно отбивала перед иконой по сорок поклонов, вязала чулок, не в очередь дежурила по дортуару, вставала в холодные зимние утра в шесть часов, чтобы поднять и расправить полотняные шторы на восемнадцати огромных окнах спальни. И все-таки не унималась. Она уже была наказана почти до летних каникул, как вдруг заболела. Стала дичиться, не ела и до того ослабела, что ее на руках унесли в институтский лазарет. Доктор медицины, умный человек, узнав от лазаретной дамы всю грустную историю с девочкой, покачал укоризненно головой. Девочка лежала в лазарете, ни с кем не разговаривала и на все глядела безучастными глазами.
Как-то утром в палате было особенно солнечно. Около Надиной кровати сидел доктор. На столике на чистой скатерти искрился в тарелке бульон, и в нем приветливо краснели ромбики морковки.
Доктор наклонился к девочке и шепотом сказал:
— Знаешь, нас никто не видит, сестра вышла. Размажем морковки на салфетке!
Девочка вдруг часто заморгала глазами.
— Я хочу к тете Дуне... — сказала она.
И в тот же день доктор настоял, чтобы ее перевезли к тетушке Матях. Надя долго болела. Но любовь тети, настойчивая и неизменная, ее заботы и ласки подняли Надю, хотя веселье и покинуло ее. Как-то раз она печально стояла в крошечной тетиной кухне. Близился долгий зимний вечер. За окном ложились синие тени. Во дворе все было покрыто снежной пеленой, и только в одном месте из тяжелого сугроба торчала высокая сухая былинка. Ветер гнул ее долу. Она качалась, низко пригибалась и снова выпрямлялась и сражалась с ветром. А рядом стояли дровни, и лошадь, вся белая от инея, с лохматой, обмерзшей мордой тоже тянулась к этой уцелевшей высохшей веселой травке.
Надя долго смотрела на былинку, на лошадь... и вдруг впервые за свою болезнь засмеялась.
Вечером она уже сидела с дядькой на венском диванчике и пела песенку, придуманную самим дядькой: «Тетка жирная, тетка толстая, тетка кикимора».
А тетя Дуня только усмехалась и ласково приговаривала: — Ишь ведь какое придумали!
В великий пост Надю снова отправили в институт.
И вот она уже опять вечером, выучив уроки, как обычно, играет с Женей в учительницы. Перевернули табуретки, принесли крошечные сшитые тетрадки, в которых были аккуратно приклеены ленточками розовые промокашки.
— Только я не хочу быть Аполлинарией Евгеньевной, я много пропустила,— сказала Надя.
— А кто же будет? — удивилась Женя.
— Учительницей будешь ты. А я буду Леонтьева.
Женя неуверенно взяла задачник Малинина-Буренина. Потом вырезала из бумаги пенсне и нацепила его себе на кончик вздернутого носа, сосредоточенно нахмурила лоб и неожиданно стала удивительно походить на Аполлинарию Евгеньевну.
— «...В бассейн проведены три трубы, — диктовала Женя. — Через одну бассейн наливается...» — Она диктовала медленно, останавливаясь на условиях задачи, как это делала всегда Аполлинария Евгеньевна.
Задача была записана и прочитана еще раз. Женя закрыла учебник и обратилась к Наде:
— Леонтьева! Повторите задачу.
— Я не поняла, — лениво ответила Надя, как обычно на уроке отвечала Женя.
— Чего ты не поняла? — спокойно спросила Женя.
— Не запомнила. Очень много труб. И не понимаю, какой бассейн.
— С луны свалилась! — насмешливо, подражая Аполлинарии Евгеньевне, покачала головой Женя.
Она еще раз медленно прочитала задачу. А Надя все-таки «ничего не поняла».
— То есть как это ты не понимаешь? — рассердилась Женя. — Ведь тут все сказано. Три трубы. Бассейн. Чего ты не понимаешь, какой бассейн! Помнишь, мы видели в магазине аквариум? В нем вода и рыбки плавают. И вот надо переменить воду. Нельзя же их взять да и выкинуть. Ведь рыбки подохнут? Да? Подохнут?
— Подохнут, — соглашалась уныло Надя.