Удерживая больший шар над столом, она разделила его на много мелких, в каждый из которых поместила только один вид. Только один представитель доминировал над остальными, он уничтожал всех конкурентов, а потом умирал сам, оставшись без пищи, теряя таким образом с трудом приобретенное господство. Каждый раз эта единственная доминирующая особь порождала новые формы, продолжая эволюцию.
Заговорил Ао Аоэн, Мастер Фантазий, владелец обширной империи развлечений:
— Я согласен с Колесом Жизни. Гелий рисует нам бледное, бесцветное будущее. Жизнь станет простой и однообразной. Сейчас в нашем обществе еще есть разнообразие, мы еще можем выбирать пути развития. Внутри каждого из нас — целая сеть взаимосвязей, законов мышления; наше сознание опутывает паутина социальных отношений и законов общества. Каждая человеческая личность таит внутри себя своего антипода. Может ли человек быть так прост, чтобы быть понятым, или так сложен, чтобы он мог понять самого себя?!
Гелий ответил трехмерной математической игрой. По правилам этой игры геометрические тела, окруженные свободным пространством, были в состоянии размножаться, но под давлением окружающих тел они изменяли форму.
Он держал сетку на ладони, словно стеклянный куб, и в сжатом времени запускал систему десятки, а может, тысячи раз. Тела поддавались давлению окружающих фигур и образовывали кубы, поглощавшие свободное пространство. Результат все время повторялся, за исключением одного-единственного раза.
Единственным нестандартным случаем была прекрасная система в форме снежинки: восьми- и четырехгранники окружали центральный двенадцатигранник. Потянувшись через стол, Ао Аоэн бережно взял систему удивительно длинными пальцами и осторожно передал Колесу Жизни, из свиты которой тут же прилетели несколько птичек и насекомых, чтобы полюбоваться ею.
— Я хотел бы возразить пэру Колесо Жизни, — сказал Гелий. — Разнообразие в природе — и у животных, и у растений — поддерживается благодаря борьбе за жизнь, а это — неэффективный способ. Разумные существа могут договориться между собой, могут создавать законы и социальные механизмы, чтобы свести борьбу за выживание к мирному соперничеству. Соперничество эффективно, в нем — путь к единообразию. Общество, даже такое разнообразное, как наше, вынуждено соблюдать определенные правила и обычаи, и мы должны навязывать эти правила тем, кто их не соблюдает.
— Именно поэтому между нами существует негласное соглашение никогда не говорить о Фаэтоне… — пробормотал Ганнис.
Чтобы его недовольство не было замечено, Гелий его скрыл в дополнительном файле. И все же он был недоволен.
— Этот аргумент, пэр Гелий, подразумевает, — сказал энергетический магнат Вафнир, — что те, кого общество наймет для борьбы с нарушителями, будут справедливы при применении силы. Согласуется ли это с аркадской простотой и утопическим согласием, в котором мы живем?
Гелий ответил:
— Даже в раю есть воины. И даже в Аркадии люди умирают.
3
СОЛДАТ
В саду.
Фаэтон еще стоял, вглядываясь в мерцавший на горизонте удаляющийся корабль нептунца, ощущая какие-то невнятные шевеления в ночном воздухе рядом с собой.
Посмотрев повнимательнее, Фаэтон увидел несколько небольших черных шаров, кружившихся на ветру над травой среди мерцавших деревьев. Откуда взялись эти машины-организмы, Фаэтон не понял. Шары то поднимались в воздух, то опускались поближе к земле, кружась возле того места, где только что стоял нептунец.
— Это еще что? — пробормотал Фаэтон.
Часть шаров, упав на землю, покатилась по траве, вверх и вниз по склону холма. Довольно много их сконцентрировалось вокруг того места среди кустов винограда, где Фаэтон впервые увидел нептунца. Они медленно перекатывалась туда-сюда по тропинке, останавливались, чтобы воткнуть в землю тонкий зонд или хоботок. Ближе к Фаэтону, там, откуда взлетел нептунец, шары собрались в группы, образовав несколько четырехугольников с закругленными углами, и принялись изучать почву при помощи все тех же зондов.
Зрелище нельзя было назвать красивым: шары двигались медленно и методично и в то же время слишком быстро и целенаправленно, то есть это совершенно точно не могло быть анимационным танцем, к тому же музыки не было. Если только представление не предназначено для существ с иным сенсорным восприятием. Даже настроив слух, Фаэтон тем не менее не услышал ничего, кроме высокочастотных шифрованных сигналов, исходивших от шаров: треск и прерывистые завывания — ни ритма, ни изящества.