Фаэтон обратился к нему:
– Художник создает сцену ужасного стихийного бедствия.
Сигналы, поступившие Фаэтону по каналу 760, означали, что начала работать матрица перевода. Несколько секунд собеседник подключался к языку Фаэтона, загружая грамматику и словарь.
– Вы правы, – с улыбкой ответил человек. – Хотя, я думаю, все это не так ужасно, как последние часы Демонтделуна на обратной стороне Луны.
Фаэтон не стал объяснять, что на нем костюм Гамлета:
– Даже в наши дни жизнь может быть жестокой. Хотя бы это бедствие на Меркурии.
– Солнечная буря? Это урок для всех нас.
– Да? Почему вы так считаете?
– Нам приятно думать, что софотеки могут все предсказать, предупредить нас и защитить нашу жизнь. Однако в данном случае незначительные, возможно, даже субатомные изменения в солнечном ядре создали условия, ставшие причиной возникновения сил, которые Гелий не смог контролировать. Незначительная разница между исходными условиями и предсказуемой моделью привела к несоизмеримым результатам. Солнечные пятна и протуберанцы совершенно невероятной силы и несоизмеримые ни с чем возникли на всей прилегающей территории. Хоакин Декасептон Ирем провел неплохое исследование неравномерной структуры вспышек и переложил его на музыку на канале 880. Вы это видели?
– Нет, не видел, – ответил Фаэтон. Он не стал упоминать, что его фильтр ощущений по умолчанию исключал восприятие событий, связанных с этой историей. – Но насколько я понимаю, он… передает определенные подробности…
– Не совсем точно? – подсказал человек. – Да, наверное, именно это слово. Пожалуй, это не совсем верно. Большая часть принадлежавших Гелию матриц контроля состояния Солнца погибла! Эти взрывы на Солнце нарушили межпланетную связь! Гелий и сейчас еще находится в глубинах Солнца, пытаясь предотвратить еще большие неприятности! Значительная часть оборудования, орбитальные станции и другие объекты, расположенные в зоне Меркурия, были спасены только благодаря отчаянным усилиям, которые предпринял Гелий, чтобы восстановить работу магнитного занавеса и отклонить скоростной поток тяжелых частиц, вырывающихся с поверхности Солнца, в сторону от населенных частей Вселенной. И знаете, Гелий показал всем нам в тот трудный для него час, на что он способен! И принести такую жертву ради нестоящего человека, наследника дома! Я удивляюсь неразумности Курии! Неужели закон больше не защищает благородство? Они должны были оставить Гелия в покое. Хорошо хотя бы, что шесть пэров (как я понимаю, теперь их семеро), догадались наградить Гелия титулом пэра за храбрость.
– Храбрость?
– Гелий остался, когда остальные сбежали. Хрупкая схема софотека на борту корабля разбилась. Все остальные члены солнечной команды переправили ноуменальную информацию, разум и души на Полярную станцию на Меркурии. Гелий поступил иначе, так как время перемещения сигнала от Меркурия до Солнца слишком велико, чтобы он мог управлять событиями на расстоянии. Гелий находился внутри звездной бури до тех пор, пока не переломил ее, потом в последний момент переслал информацию своего мозга. И все это, несмотря на статические искажающие сигналы!
Гелий и раньше предсказывал, что контроль условий внутри Солнца совершенно необходим для межпланетного общества, такого как наше. Софотеки, какими бы умными они ни были, могут передавать информацию между мирами только по радио. Они не могут изобрести другой спектр вместо электромагнитного, так ведь? Поэтому до тех пор, пока Золотая Ойкумена связана с электро-магнитными сигналами, нам нужно уметь усмирять солнечные выбросы, сводить их к регулярным, ровным и предсказуемым.
Прислушивался ли к словам Гелия хоть кто-нибудь, когда он впервые сказал об этом много тысяч лет назад? Все просто издевались над ним тогда.
Зато теперь издеваться не будут. Что бы ни происходило во время Окончательной Трансцендентальности, я всей душой, всем сердцем буду внимательно прислушиваться к предвидениям Гелия!
– Да, я чувствую то же самое, – согласился с ним Фаэтон. – Хотя говорят, что стремление Гелия контролировать неконтролируемое, которое так ценится в инженерах, в его манориальной жизни превращает его в тирана и хвастуна.
– Чепуха! Наговор! Великие люди всегда вызывают раздражение у завистников, даже комар кусает, чтобы самоутвердиться.
– Однако и у великих людей есть недостатки, как у величайших злодеев есть достоинства, пусть даже крошечные. А что вы думаете о наследнике Гелия, Фаэтоне?
– А-а… Вы же видите, что это представление – осуждение его работы и жизни.
Фаэтон удивленно взглянул на кипящее озеро, на вспышки и мелькание света под водой:
– Некоторые части его не совсем понятны.
– Вовсе нет! Фаэтон – сумасшедший, который намеревался уничтожить всех нас! Любой изумится невероятному эгоизму замыслов Фаэтона. Разве Молчащая ничему нас не научила?
Фаэтон, крайне заинтригованный, тем не менее глубокомысленно кивнул.
– Это интересно. Некоторые говорят одно, другие – другое. Какую часть его деяний вы считаете наиболее предосудительной?
– Ну, сейчас я не думаю, что парнишка сделал это преднамеренно, наверное, здесь подойдет ваша мысль, что в каждом злодее есть свои достоинства, но, конечно же, ему не следовало… А-а!.. Извините! Кажется, меня зовут друзья. Э-эй! Я здесь! Простите меня, было очень приятно поговорить с вами, Демонтделун, или как вас там… Я и мои друзья – ортомнемоситы, наши правила требуют, чтобы мы не делали новых и не просматривали старые записи воспоминаний, поэтому, если мы сейчас пропустим кульминационный момент представления, я никогда его не увижу. С вашего разрешения?
– Да-да, конечно. Может быть, вы сочтете возможным назвать ваше имя, чтобы мы могли встретиться еще раз и побеседовать. Ваши комментарии очень заинтересовали меня…
– Но ведь это маскарад! Возможно, я не был бы так откровенен, если бы знал, с кем разговариваю, так ведь?
Без сомнения, собеседник Фаэтона хотел сказать, что тому следовало первым снять маску, чего Фаэтон не мог сделать по понятным причинам. Обмениваясь ни к чему не обязывающими комплиментами и потом, глядя вслед удалявшемуся астроному, Фаэтон испытывал чувство, близкое к подступающей тошноте.
– Вот черт, – пробормотал он, посмотрев в либретто. Он ожидал увидеть в ней хотя бы какие-то комментарии к спектаклю, однако его карта была пуста. Он снова переключил фильтр в состояние Средней Виртуальности, чтобы видеть символы и события иначе, и снова посмотрел в карточку – результат был таким же, как вначале, когда он рассматривал костюмы гостей: объяснения сами загрузились в мозг.
Художник, принадлежавший к цереброваскулярным, пытался доказать на примере математической теории игр, сравнивая экологию и экономику, что конфликт неизбежен даже при относительной стабильности.
Критика его работы? Неужели Фаэтон участвовал в каком-то проекте, связанном с абстрактной математикой? Экономикой? Биотехнологией? Он мог только догадываться.
Он оторвался от либретто и поднял голову – как раз вовремя: это был финал, дерево умирало.
Микроорганизмы, жившие на его ветвях и приспособившиеся к его сложнейшей иерархии, теперь разбегались по воде. Будучи слишком сложными, они не могли приспособиться к примитивным условиям самостоятельного существования и гибли.
Финал озадачил Фаэтона, он почувствовал раздражение. Он ожидал, что дерево упадет, но потом снова поднимется, когда силы эволюции заставят его адаптироваться к новым условиям. И почему, интересно, факторы, благоприятствующие симбиозу дерева, не способствуют так же симбиозу или хотя бы сотрудничеству между деревьями? Любые два дерева, найдя способ обмениваться скудными ресурсами, несмотря на зону отчуждения, получили бы взаимную выгоду – такое сотрудничество встречается в природе сплошь и рядом.
Эпилог стал лишь началом драматического развития событий: теперь другие деревья-организмы разбрасывали семена-колонии в бурлящую воду, туда, где освобождалась территория, и соперничество между ними переросло в яростную битву. Деревья прилагали все больше усилий, стремясь переиграть соперников, и температура воды из-за химических реакций все возрастала. Уровень воды в озере понижался, медленно, но верно, поскольку вода испарялась, но деревья при этом добивались лишь сиюминутных успехов. Кристаллы жизни, находившиеся близко к берегу, поднялись над уровнем воды и, следовательно, стали бесполезны. Результат ясен: по всей видимости, деревья станут еще активнее воевать между собой, а значит, тепла будет выделяться еще больше.