Это была повесть о временах правления Величайшего Мааткара[182] и о деяниях Верховного Хранителя Хорсиантефа.
Здесь рассказывалось, как Хорсиантеф отравил нечестивого царя Тисури, разделив с ним чашу вина. Царёк отправился на корм Стражницы Амет, а отравитель каким-то образом выжил.
Аменеминет задумался. Его уже не первый раз посещала мысль накормить Пасера ядом, но чати, как видно, подозревал такое развитие событий и был чрезвычайно осторожен.
Аменеминет несколько раз перечитал папирус. Когда явился хозяин покоев, Верховный Хранитель вёл себя странно, рассеянно как-то, будто позабыл, зачем пришёл.
Вернувшись в свои покои, он затребовал приготовить для себя копию того папируса. Когда это было сделано через пару дней, вызвал слугу:
— Пригласи ко мне Сетинахта.
Слуга кивнул и вышел.
Призванный явился через час. Склонился перед Верховным Хранителем.
— Скажи мне, — спросил Менна, — можешь ли ты приготовить такой яд, чтобы человек от него утомился спустя несколько месяцев, и чтобы ничто не указывало на то, что он был отравлен, чтобы выглядело просто как болезнь?
— Могу, господин, — снова поклонился Сетинахт.
— А сделать так, чтобы яд выпили двое, но один остался невредимым?
На лице Сетинахта появилось озадаченное выражение.
— Н-не знаю, господин... В-возможно.
— Так «не знаю» или «возможно»?
— Да, такое возможно, господин, — чуть увереннее проговорил Сетинахт.
— Ты должен приготовить яд, который выпью я и ещё один человек. Если всё пройдёт, как задумано, осыплю золотом. Но если я почувствую себя плохо или даже не успею ничего почувствовать и умру даже спустя год — по-моему заранее отданному приказу тебя всё равно покроют золотом. Только расплавленным.
Сетинахт сглотнул.
Менна протянул ему свиток.
— Вот, держи. Прочитай. Ступай и действуй.
Составитель ядов с поклоном удалился. Ноги его держали с трудом.
Обдумывал неприятный и опасный приказ он два дня. Перечитал не только этот свиток, но и иные, составленные предшественниками. Колени дрожали всё сильнее. Наконец, решился посоветоваться с кем-то, кто жизни не отнимал, а продлевал. Направился к Ассуапи.
Врач в последние годы никуда не выезжал из столицы и пользовал почти исключительно женский дом Величайшего.
Когда Сетинахт, запинаясь и заикаясь от волнения, чрезвычайно уклончиво обрисовал ему суть проблемы, Ассуапи нахмурился. Сетинахт описал дело, как задачу спасти некоего человека от отравления, но при дворе многие его знали, как отравителя. Причём был он не самым лучшим в Та-Кем знатоком ядов. Таких людей в Доме Маат хватало, но обращаться к ним Менна не рискнул, ведь речь шла не об отравлении нечестивого царька. Самый опытный из отравителей был причастен к устранению одного из правителей страны Моав. Это было то самое дело, кое в своё время рекомендовал провернуть Пасер. Менна опасался, что тот отравитель вхож к чати. А Сетинахт был предан лично Менне.
Ассуапи краем уха был наслышан об этих раскладах и дело, с каким к нему пришёл Сетинахт, врачу сразу не понравилось и насторожило.
— Ответить непросто. Надо хорошо знать, кого следует спасти. Лучше бы заранее осмотреть и опросить его о здоровье. Следует оценить соотношение четырёх телесных соков.
— Навряд ли это возможно, — пробормотал отравитель.
Ассуапи задумался.
— Если яд медленный, очевидно он не слишком быстро поглощается телесными соками, а стало быть, его можно удалить из желудка, если вовремя принять средство, что вызовет обильную рвоту.
Сетинахт вспомнил, что в том папирусе описывалось, как Хорсиантеф позеленел лицом и долго блевал, но выжил.
— Благодарю за совет, достойнейший, — отравитель поспешил откланяться.
Ассуапи этот визит изрядно обеспокоил. Он потерял покой и сон, раздумывая, кого же собрался отравить Менна. То, что это замысел Верховного Хранителя, врач не сомневался.
Он стал находить предлоги, чтобы являться в Дом Маат и вообще почаще пересекаться с Верховным Хранителем.
Постепенно, подозрения приобретали всё более чёткие очертания, ибо близился день, который обещал стать поистине великим.
182
Величайший Мааткара — женщина-фараон Хатшепсут, которую официально именовали, как мужчину.