У дальних родственников, где Флана прожила следующие шесть лет, она была скорее служанкой. С приемышем никто не церемонился. Могли за невыполненную в срок работу лишить ужина, за пререкания – дать подзатыльник, а то и вожжами пониже спины. С утра до ночи выгребай золу из печи, таскай воду, убирай за коровами и свиньями, корми уток. Она удрала от них и ничуть о том не жалела. Ну, разве что только поражалась собственной наивности. Уйти из дома – как ни крути, а все же крыша над головой и кормят, – не имея ни гроша в кармане, не имея перед собой никакой цели, кроме желания убраться как можно подальше и ни от кого не зависеть! Большей наивности трудно ожидать… Но она смогла добраться из провинциальной Ресенны до самой блистательной Аксамалы. И там повстречала фриту Эстеллу.
В «Розе Аксамалы» Флана нашла то, чего не имела в прошлой жизни, – уверенность в себе и подруг. Поначалу ей нравилось очаровывать мужчин, подчинять их своей власти. Казалось, что наконец-то она строит жизнь, как сама хочет. Она была дерзкой, красивой, независимой. Но вскоре наступило разочарование. Бордель не то место, попав куда женщина может стать свободной. Десятки условностей, навязанные клиентами или хозяйкой правила игры…
Одно время Флана думала, что сможет обрести свободу вместе с Кирсьеном – гвардейским лейтенантом, который скрывался в ее комнате после драки с кровопролитием. Конечно, она и помыслить не могла, что дворянин свяжет свою судьбу со шлюхой, но беглец, преследуемый властями изгой… Почему бы и нет? Они могли бы сбежать вместе. В Барн, к подножию гор Тумана, на Окраину, граничащую с великой Степью, да хоть в ледяной Гронд, где солнце полгода не заходит, а вторые полгода царит ночь. Если бы только Кир поманил… хотя бы намекнул, она бросила бы все – сытую, безбедную жизнь, уют, поклонников. Но он промолчал. Даже не попросил ждать его. Ушел, сопровождаемый контрразведчиком по кличке Мастер. Тьялец отправился улаживать свою судьбу, искать своего счастья. Что ж, мужчинам это свойственно – думать лишь о себе. А женщинам остается лишь верить и надеяться. Правда, Мастер говорил Флане, что Кир вспоминал о ней уже за воротами Аксамалы. Слабое утешение. Да и то – сыщик мог просто-напросто пожалеть ее.
Еще чего! Не нуждается она ни в чьей жалости! Пускай даже и от чистого сердца.
Сон окончательно сбежал. Сама того не желая, Флана разозлилась. Вот уж напрасно, да ничего не поделаешь!
Она потянулась и открыла глаза.
Солнце стояло довольно высоко – в Аксамале часы на Клепсидральной башне пробили бы уже второй раз. Ветер колыхал ветви раскидистого вяза, и от этого тени и солнечные пятна бежали по земле, словно играя в салки. Рядом, зарывшись лицом в сено, храпел Боррас. С вечера он скинул сапоги и теперь розовые пятки вызывающе торчали, так и приглашая пощекотать.
Флана усмехнулась и выдернула из кипы сена стебелек попрочнее…
Сбежавшая из передвижного борделя девушка познакомилась с рыжим веснушчатым парнем три дня назад в мансионе,[7] куда она заглянула в надежде перекусить и найти дешевую комнату. Флана уже привыкла, что мужчины, особенно подвыпившие простолюдины, увидев ее, начинают отпускать сальные шутки, в открытую предлагать свою любовь, как будто в этом их добре у кого-то есть потребность! Одному такому любвеобильному полудурку она уже прострелила ногу на тракте. Правда, потом пришлось на какое-то время свернуть с наезженной дороги. Вдруг у него есть дружки? Или просто обиженный не только словом, но и делом купчик мог нажаловаться стражникам, наплетя им с три короба. Мужчины склонны верить друг другу. Но, Триединый миловал, обошлось без погони, и Флана снова вернулась на тракт.
Тот мансион снаружи выглядел не слишком привлекательно. Покосившаяся ограда, куча навоза слишком близко к крыльцу. Захудалый какой-то. Но тем лучше, решила Флана. Значит, хозяин не избалован богатыми гостями, цену за ночлег и кусок хлеба с сыром ломить не будет.
Она оказалась права. Горбушку на удивление белого и мягкого хлеба, сыр и даже кружку кисловатого слабого вина она получила за сущие гроши. Три медные монетки. За эти деньги в Аксамале яблоко не купишь у разносчика. И все бы хорошо, не обоснуйся за соседним столом тройка основательно подвыпивших гуртовщиков. Вначале они просто подмигивали ей. Потом начали призывно махать руками. А когда она напоказ пересела, повернувшись к назойливым воздыхателям спиной, один из них – дочерна загорелый, с вороной, но выгоревшей на солнце бородой – поднялся и, вцепившись девушке в плечо, напрямую предложил ей подняться наверх.
Арбалет после приключения с купцом лежал в дорожном мешке. Быстро не вытащить. Да и толку с него не много будет. Пока взведешь, пока зарядишь… Уж лучше взять да по голове долбануть.
– Ну, что? Идем, красотка? – От гуртовщика несло застарелым потом и вином.
Конечно, Флана могла подняться с ним в отдельные комнаты и сделать так, чтобы наутро кудлатый мужик ползал за ней на коленях, вымаливая благосклонный взгляд. Навряд ли хоть одна из деревенских девок или баб могла сравниться в искусстве плотских утех с девочкой из «Розы Аксамалы». Дней пять назад она, не задумываясь, подчинила бы гуртовщика. Но теперь…
Теперь она сполна хлебнула свободы.
Возврата к прошлому нет и быть не может!
Флана напряглась, примериваясь как бы ловчее выцарапать глаза нахалу. Чего-чего, а полоснуть ногтями она успеет, а там будь что будет.
Но тут раздался решительный голос:
– Вы это чо, мужики? Совсем стыд потеряли?
Рыжий веснушчатый парень в черном дублете быстрым шагом приблизился к столу.
– Шел бы ты… – презрительно скривился гуртовщик, но осекся, заметив рукоять меча на поясе неожиданного защитника. – Ты, это, чего? Не балуй, паря…
– Это кто тут балует? – прищурился рыжий. – Я? – Он чуть сгорбился и схватился за меч.
– Не балуй, говорю! – Гуртовщик сделал шаг назад.
Его товарищи в молчании поднялись из-за стола. В воздухе остро запахло дракой.
– Ты, это… – басовито загудел погонщик постарше. В его бороде отчетливо серебрилась седина, а в повадках чувствовалась склонность к взвешенным, неторопливым решениям. – Погодь, паря… Посидим рядком, поговорим ладком.
– Да что ты с ним байки разводишь! – Первый гуртовщик, почувствовав плечи товарищей, воспрянул, приосанился. – Пугать он меня вздумал…
Голубоватым высверком стали в руке рыжего мелькнул меч. Острие нацелилось бородатому в грудь.
– Вздумал и напугаю, – сквозь сжатые зубы проговорил парень. Он побледнел, от чего веснушки стали казаться коричневыми, пятная его нос и щеки, словно шкуру южного кота. – Кого первого? Ну, давай! Не стесняйся!
Гуртовщики переглянулись. Не зашла ли шутка слишком далеко? Одно дело поприставать к девчонке, путешествующей в одиночку, – возможно, они и не желали ей ничего дурного, просто подогретая вином удаль требовала поступков, которыми можно было бы после хвастаться перед оставшимися дома товарищами, а совсем другое дело – переть против вооруженного и настроенного очень уж решительно незнакомца. Даже если всем скопом навалиться, кого-нибудь да полоснет клинком. Вон, взгляд какой бешеный!
Масла в огонь подлил хозяин мансиона.
Он выскочил из кухонной двери и, размахивая засаленным полотенцем, бросился между спорщиками.
– Ишь, чего удумали! Не позволю драк затевать! Сей же час стражу позову! Головы дубовые! А вы, милостивый государь, – он повернулся к рыжему, – не взыщите сурово. Чего с них взять? Деревенщина!
– Деревенщину учить надо! – дернул щекой парень.
– Да что вы, господин хороший?! – всплеснул руками трактирщик. – Ну, выпили мужики лишку…