А плот плыл по намеченному курсу на Полярную звезду. Он с каждой минутой приближался к звездному сиянию, вот-вот взлетит в воздух, подхваченный цепкими лучами манящей звезды, и она унесет его в далекую страну, где нет ни зла, ни нищеты, потому что царствует и управляет там всеми законами его ненаглядная Галя. И даже его друзья по несчастью, в прошлом отпетые уголовники, неисправимые мошенники и воры, покончат в этой вольной стране с проклятым прошлым.
Впереди широкий плес реки раздваивался зеленым полузатопленным островком. В предрассветной мгле виден носок острова и прутья ивняка, стоящие в воде, словно вышедшие навстречу, плоту. Митька энергично зашевелил веслом, заранее направляя плот в левую протоку. Занятый греблей, он не заметил трех всадников, скачущих на взмыленных лошадях по левому берегу. Прибрежные колючие кусты хлестали по дымящимся бокам скакунов, всадники, пригнувшись к луке седла, плечами раздвигали густые ветви березняка. Три выстрела громыхнули одновременно. На носу плота подскочил Франт и с размаху плюхнулся в воду. По-поросячьи взвизгнул Скок: пуля пробила ему предплечье. Кулак-Могила укрылся за тюками. Митька притормозил плот и, выдернув весло из гнезда, безуспешно совал его барахтающемуся в воде Франту, Кулак-Могила дернул Митьку сильным рывком за ногу, и он, не удержав равновесия, грохнулся на бревна плота.
— Ты што, всех погубить хочешь? — услышал он грозное предостережение вожака. — Быстрей заруливай в протоку.
Плот, потерявший управление, несло на носок острова. Митька подхватил весло, выпавшее из рук (к счастью, оно не скатилось в воду), круто развернул плот, и он, краем бревен задевая ивняки, проскочил в протоку. Преследователи успели перезарядить ружья, и вдогонку беглецам снова ударил залп. Пули, сшибая головки ивовых прутьев, просвистели в стороне. Последнее, что увидел Митька, стоящий на корме, — это прыжок одного из бурят на лошади в реку. Вода закрутила в бешеном водовороте лошадь вместе с седоком. Задрав поводьями морду лошади почти вертикально, седок выскочил из губительной воронки и, бросив лошадь, неуклюже махая руками, поплыл к берегу.
Напряженно вглядываясь в гладкий плес реки, Митька долго и безуспешно искал на его поверхности Франта. «Утоп, стало быть», — решил он, отводя взор от спокойной реки…
Легкий речной туман косматыми тучами повис над водой. Вдали, выше тумана, на пригорке сверкнул золотой купол церкви, стоящий в центре большого села.
— Приворачивай к берегу, — примирительно сказал Митьке Кулак-Могила. — Будя, наплавались.
Тупым носом плот уткнулся в обрывистый глинистый берег. Двумя шестами Митька закрепил его, просунув их между бревен и на полсажени загнав в грунт. После того как поклажу с плота перенесли в ближний лесок, Митька выдернул шесты, державшие плот на месте, и оттолкнул его подальше от берега. Ромку и Фомку решили ждать в лесочке до ночи. Они. видно, где-то замешкались. Митька исследовал прибрежную полосу почти на версту и нигде не обнаружил конских следов. Всегда до этого подвижный, неугомонный Скок притих. Беспокоила рана, в спешке туго перевязанная рваными лохмотьями. Митька нашел листья подорожника и бадана. Промыв Скоку рану, он приложил холодные листья подорожника к кровоточащему следу, оставленному пулей. Мясистые блестящие листья бадана, приправленные корешками, молодой лекарь заварил на костре в котелке. В полдень Митька поднес начинавшему бредить Скоку кружку коричневатого настоявшегося отвара бадана, а затем влил ему в горло и вторую. Кулак-Могила одобрительно кивнул головой. Скок, приняв лекарство, успокоился.
Старый картежник сквозь кусты пытливо вглядывался в даль и напряженно прислушивался к каждому шороху, ожидая появления на безлюдной проселочной дороге запропастившихся братьев-цыган. За весь день люди на дороге появлялись дважды. Босой мужик в распущенной рубахе и без шапки вел на веревке в село корову. Сзади с хворостиной шла беременная баба. «Видно, на базар повели, — решил Кулак-Могила. — Не доверяет брюхатая мужику одному продать корову».