Расторопный малый предложил ему папиросы «Сафо».
— Городские, только что получены. — Изогнувшись через прилавок, приказчик поднес спичку к папиросе, торчащей в зубах Дмитрия, и, видя, что парень не сводит с девушки глаз, заговорщицки шепнул: — Интересуетесь? С Житовой заимки. Кухтаря, пасечника, внучка. Дуней кличут.
А девушка, чувствуя обращенный на нее пристальный взгляд, не оглядываясь, перебирала быстрыми руками ленты и шелка. Дмитрий затянулся ароматным дымом во всю мощь широких легких, подошел неслышно к девушке сзади, выбрал самую яркую косынку, набросил ее на плечи Дунюшки и, не отпуская из рук концов косынки, повернул девушку к себе.
— Как, подходяще? — спросил, заглядывая ей в глаза.
Он видел, как румянец, прежде заметный только на щеках, залил все лицо и открытую шею, как в озорных глазах появилась случайная растерянность, а на вздернутом носике запрыгала жилка. Все это длилось какое-то мгновение. Спокойствие снова вернулось к девушке, и она, ловко извернувшись, отскочила к двери. Косынка, свалившись с плеч, опала к ногам, голубой границей разделив молодых людей. Они стояли в двух шагах, откровенно любуясь друг другом, оба юные, красивые, здоровые.
— Возьмите, Евдокия Петровна, — поднимая с полу косынку, протянул ее девушке вынырнувший из-под прилавка приказчик. — Подарочек вам от Дмитрия Дмитриевича.
Дуня приняла из рук приказчика косынку и сумку с покупками. Тот, подскочив к двери, распахнул ее и, провожая покупательницу на крыльцо, доверительно зашептал ей в ухо, на все лады расхваливая нового знакомого.
А вслед мелодично звенел колокольчик на дверях. И долго еще отдавался его серебряный голосок в ушах Дунюшки, и не могла она разобрать, где колокольчик, а где сладкоречивые слова приказчика.
Дмитрий рассчитался за папиросы и косынку, вышел из лавки и, надернув картуз на лоб, крупными шагами направился домой.
СВАТОВСТВО
Галина Федоровна сама разыскала Дунюшку, разузнав, отчего старшой ее загрустил. Познакомилась мать с будущей невесткой (как она окрестила Дуню после первой встречи), пришлась ей по нраву взбалмошная девчонка, в характере которой уживалась отчаянная решимость и тихая покорность, веселое озорство и неожиданная задумчивость.
Отца не было дома, он снова ушел на промысел в тайгу, и Дмитрий верховодил в хозяйстве.
Когда Галина Федоровна вместе с Дунюшкой вошли в дом, застолье было в полном сборе и гулянка в разгаре: среди бела будничного дня братья приканчивали второй штоф. Дмитрий сидел лицом к порогу, пил не пьянея, что еще больше злило его. Степан и Иван устроились напротив старшего брата, обнявшись; они несуразно бормотали слова протяжной чалдонской песни. Услышав, что пришла мать, младший поднялся из-за стола и, нетвердо шагая со стаканом русской горькой в руке, направился к порогу.
пропел он хрипловатым тенорком, притаптывая ногой и не попадая в такт. — О, да тут какая красавица появилась, — заговорил он снова, увидев Дунюшку. — А ну выпей за наше здоровье.
Почему стакан отлетел в сторону, а брызги водки попали ему на лицо и рубаху, Иван не мог понять, пока не протрезвился. Вышибла у него стакан из рук Дунюшка, а подскочивший Дмитрий скрутил ему руки и уволок в спаленку, чтоб там младший брат отлежался и успокоился. Не то он готов был рассчитаться со своей обидчицей, да вряд ли ему от этого поздоровилось бы.
А «обидчица» поджидала, когда Дмитрий угомонит меньшого.
— Успокоил своего умника? — спросила она вернувшегося в переднюю Дмитрия. — Ну продолжай бражничай.
— Не смотри, что пью, а смотри, каков во хмелю, — возразил Дмитрий. — Да что тебе за дело до меня?
— А то и дело, что и тебе до меня, — вспылила Дунюшка. — Видно, брага слаще всего на свете, коли себя за ней забываешь. Нечего в духотище сидеть. Пойдем, проводишь меня, не то мне засветло и к деду не попасть.
Дмитрий покорно вышел из избы.
В сенях он на минуту задержался. А когда в дверном проеме показалась статная фигура девушки, он перехватил Дунюшку на полдороге, захлопнул дверь и в наступившей густой темноте почувствовал, как покорно прижалась к его груди любимая, еще минуту тому назад метавшая молнии и громы на головы провинившихся братьев. И столько в ее порыве было безыскусственной нежности, искреннего волнения, что Дмитрий от неожиданности весь обмяк, безвольно опустил руки, не смея взаимным объятием ответить на неожиданную ласку. Задыхаясь, он беспомощно открывал рот. Ему казалось, что вместо освежающего воздуха он заглатывает кипящую смолу. Сердце его вырывалось из грудной клетки и, не находя выхода, билось в темнице учащенно и беспокойно. А Дунюшка ничего этого не замечала. Она сама в полубессознательном состоянии прижималась к Дмитрию. И не нужно было ей ни нежных слов, ни крепких объятий. Нужно ей было только ощущение близости и сознание, что рядом с ней он, Митенька, ее единственный, любимый и желанный. Так бы и простояли они, не считая времени, забыв обо всем окружающем их, если бы на дворе не залилась злобным лаем цепная собака.