«Он самый», — уверенно подумал Каинов и сел на стул, любезно пододвинутый ему хлопотливой хозяйкой.
Анна Григорьевна с нескрываемой нежностью смотрела на сына, а тот чувствовал себя неловко, еще как следует не освоившись с мыслью, что он, вечный детдомовец, наконец нашел мать и родных. Он суетливо прихлебывал крепкий чай из дедовой чашки, заедая его малиновым вареньем, которое беспрерывно подкладывала ему из банки на блюдечко мать.
— Все совпало: и бородавка на левом ухе, и родинка на ключице, — рассказывала Анна Григорьевна Каинову. — А еще и крестики на распашонке тоже подтвердились.
— Ну что ж, теперь дело, видно, за мной, — решительно вмешался Каинов. — За счастливую встречу, — и он поднял стакан водки.
Рассказ Саввы Елизарьевича, перебиваемый и дополненный Анной Григорьевной, рассеял у Кости последние сомнения.
«СМЕРТЬ ЗА СМЕРТЬ»
У Дремовых в роду повелось — старшего сына называть Дмитрием. Так же назвали своего единственного наследника Дмитрий Дремов и Дунюшка, сыгравшие свадьбу через год после смерти отца-золотишника. Парень удался в дремовскую породу, рос сильным и отчаянным. Тяжело пережил десятилетний мальчишка гибель отца в неравном бою горстки партизан с бандой семеновцев. На его могиле поклялись они вместе с дружком Савкой Каиновым быть всегда беспощадными к врагам рода людского и скрепили мальчишескую клятву кровью, порезав ножом мякоть на руках и высосав друг у друга несколько капель крови. «Кровь за кровь! Смерть за смерть!»
Шло время, подрастали ребята.
Первыми в Убугуне комсомольцами стали Митька и Савка. Быстрые на решения, горластые, хваткие, заводилы любого начинания, парни были на виду всего села, и не раз приходилось слышать им вслед угрозы и обидные слова от сельских богатеев и их прихвостней. Особенно старались Каиновы, племянники старосты Кирьяна Савеловича, местное кулачье, отдаленная родня Савки.
С каким удовлетворением Митька, Савка и Анка, тогда еще не Дремова, а Кузакова, вломились с сельским исполнителем сначала к одному Каинову, а потом к другому и вытряхнули у них из амбаров лишний хлеб, оставив вместо набитых зерном многопудовых мешков квитанции о сдаче хлеба государству…
Весь Убугун любовался молодой парой Дремовых, когда они поженились. Митька водил по селу свой новенький «фордзон», грохотом и резкими сигналами разгоняя с улиц кур и поросят. Анка всегда сидела рядом с мужем, приветливо махая односельчанам косынкой, или что-то неразборчиво кричала, когда трактор проскакивал мимо высоких крепких шестистенников и приземистых амбаров.
Любовался Убугун молодой парой, да не весь.
Выкорчевали из села богатеев Каиновых, но остались каиновские корни, скрытые, скользкие, до поры притихшие…
По накатанному зимнику, проложенному рекой, лошадь бежала рысью, свободно увлекая за собой легкую кошевку. Полная луна гналась за поздними путниками, неуклюже перепрыгивала через сосновые вершины прибрежного леса, переваливалась через глубокие седловины лесных полян. Ночная тень от леса падала до полреки, не захватывая дороги. Там, где левый берег изламывал русло, выдвигаясь каменистым мысом навстречу правому, дорога из снежно-голубой в лунном свете превращалась в темно-синюю, и лошадь сдерживала бег, опасаясь провалиться в неожиданную полынью.
Прикрывшись медвежьей шкурой, прижав к груди восьмимесячного Митьку, беспокойно дремала Анна. Дмитрий опустил вожжи, лошадь и без понукания не сбивалась с рыси.
«За вторым мыском сворот на Шалую заимку. Надо заехать, подкормить лошадку, а с рассветом дальше в путь», — думал Дмитрий, устало зевая.
Вот и сворот с реки на пологий берег. Дмитрий прикрутил вожжи к копылу, сошел с кошевки. Лошадь с рыси перешла на крупный шаг, тяжело переставляя кованые копыта, в такт каждому шагу размашисто качая головой. На склоне ни кустика. Весной, в ледоход, железная шуга тысячами скребков обдирает береговые склоны, вырывается на поймы луговые, подрезает корни ближних деревьев. Сверни на миг с дороги — и провалишься по уши в глубокий рыхлый снег. Дмитрий идет следом за кошевой, едва за ней поспевая. На вершине склона дорога нырнула в густой низкорослый ельник. Путаясь в полах тулупа, Дмитрий ускорил шаг. Неожиданно кошева остановилась. На темном фоне ельника промелькнула короткая тень: «Неужели волки? — подумал Дмитрий. — В эту пору они часто подходят к заимке». Он бросился к кошеве, зашарил под шкурой, разыскивая топор. От резкого толчка проснулась Анна, приглушенно заплакал Митенька.