ПОИСК ПРОДОЛЖАЕТСЯ
Первым, кого увидели пассажиры вертолета, опустившегося на просторный цветочный луг, был профессор Котов. Старик стоял высокий, прямой, как буддийское каменное изваяние, недоуменно поглядывал на неожиданно свалившихся прямо на голову гостей.
Семен оказался прав. К вечеру Максиму Харитоновичу стало лучше, а на другой день он поднялся на ноги и, хотя сам не мог принять участия в поисках, всех членов экспедиции расставил по местам, приказал продолжать начатое. «Пока я жив…» — твердо сказал он.
Несколько раз к лагерю прибегал Сашко, бравший с Головиным пробы в одном из ответвлений ручья. Каждый раз он находил какое-нибудь заделье, на самом же деле на него было возложено негласное наблюдение за профессором. Скоро его маневр был разгадан, и Максим Харитонович предупредил Сашка, что если он еще раз беспричинно появится в лагере, то будет наказан за нарушение трудовой дисциплины. Пришлось Сашку наблюдать за профессором исподтишка, выбрав удобную позицию в кустах. Профессор вел себя спокойно. Сидя у костра, разбирал какие-то бумаги, разглядывал записи. Это привело в благодушное настроение Сашка, и он решил полакомиться ягодами. Спустившись в глубокую логовину, Сашко сел на корточки прямо на брусничный ковер и без труда отправлял в рот горстки красных ягод. Неожиданно он услышал шум мотора, доносившийся сверху. Вскочив на ноги, Сашко не поверил своим глазам: прямо на деревья опускался вертолет. Сашко бросился к лагерю. Пока он выбрался из ложбины, прошло добрых полчаса. На поляне стоял вертолет, из кабины которого вылезали незнакомые люди: длиннорукий парень в пестрой ковбойке и девушка, на ходу надевающая белоснежный халат. А к профессору бежала светловолосая девчонка с раскрытыми для объятий руками. Вот она бросилась на грудь Максиму Харитоновичу, повисла на его длинной жилистой шее. Сашко закрыл глаза, ущипнул себя за ухо и снова открыл их. Нет, это не сон, видение не исчезло: профессор крепко прижимал к груди налетевшего на него бесенка.
«Да ведь это Люба, внучка профессора», — наконец узнал ее Сашко. Скрываться в кустах дальше было незачем, и он, перепрыгивая через кочки, выскочил на поляну.
А Любка, торжествующая Любка, видя деда живым и невредимым, отплясывала немыслимый танец и пела, кружилась возле деда, дерзко заглядывая ему в лицо.
Ее восторженный пыл умерила Ольга Кухтарева.
— Больной, приготовьтесь к осмотру, — властно сказала она, указывая на палатку. — А вы, девушка, в сторонку…
Максим Харитонович покорно разделся до пояса и безропотно подставлял голую грудь и спину под холодный раструб стетоскопа. По приказу Ольги он послушно поднимал и опускал руки, сдерживал дыхание или, наоборот, делал глубокие вдохи и выдохи. Сохраняя полную серьезность, Ольга исследовала профессора, как она привыкла говорить, «по швам».
— Больше воздуха, абсолютный покой и никаких волнений, — словно читая рецепт, проговорила она, когда профессор натягивал на плечи рубаху.
Сашко удивился: Семен-то, оказывается, что твой доктор, правильный установил режим профессору.
Люба опустилась на корточки возле деда, сидевшего на пне, обхватила его согнутые в коленях ноги тонкими руками и, склонив голову набок, открыто любуясь, смотрела в его вдруг помолодевшие глаза.
— Доктор, мне немедленно нужно переговорить с профессором, — не отходя от Ольги ни на шаг, доказывал ей Дмитрий.
— Я же сказала — никаких волнений.
Чего-чего, а этого Дмитрий не ожидал. Да как ома смеет оскорблять его! Решительность и смелость всегда приходили к Дмитрию в момент ярости. «К дьяволу сантименты, интересы государства для меня дороже всего».
— Я позволю вам переговорить с профессором, — заговорила Ольга.
Не дослушав ее наставлений, Дмитрий бросился к Максиму Харитоновичу. Тот, кое-как вырвавшись из объятий внучки, уже сам спешил к нему навстречу.
— Конспиратор! Интриган! — загремел его голос, опускаясь до низких басовых нот. В этом грозном восклицании чувствовалась веселая наигранность. — Выкладывай все, что у тебя есть, у этой свиристелки я ничего не понял.
Дмитрий выхватил из кармана кусок сыромяти.
— Вот документ, подтверждающий торжество истории над геологией! — с вызовом произнес он, подавая профессору свою находку.
— Постой, постой. Какое торжество? Нет уж, раз зарядил, так выстрели.
Никогда, наверное, даже у профессора Котова на лекциях, славящихся своей занимательностью, не было таких увлеченных слушателей. Дмитрий рассказывал обо всем, что с ним произошло со дня отъезда отряда в экспедицию до сегодняшней встречи, не забыв упомянуть и о письме, полученном от юриста Глухих. Особенно профессора взволновала история неожиданного превращения Кости Голубева в Дмитрия Дремова, а карта прадеда привела его в восхищение. И хотя Дмитрий обращался только к Максиму Харитоновичу, из его поля фения не ускользнуло внимание, с каким слушала Люба, сидевшая рядом с дедом и нежно обнимавшая его за плечи. Задумчивый взгляд Ольги, казалось, говорил: «Видно, ошиблась я в этом парне, кто ж думал, что в нем настоящая дремовская закваска». Сашко бурно реагировал на каждое открытие, рассказ Дмитрия расшевелил даже этого увальня. Летчик, которого- трудно было чем-либо удивить, и тот подавал голос в самые острые моменты рассказа. Подошел Головин, холодный, безучастный. Немного послушав Дмитрия, он раздраженно махнул рукой, отвел летчика в сторону, перекинулся с ним несколькими фразами и поспешил в палатку. Пришла очередь говорить и Максиму Харитоновичу. Он подозвал летчика, указал на- карту Дремова.