Предотвратить столкновение было уже невозможно, с выскочившей галеры полетели крючья и стрелы – на палубе второго судна оказалось не менее двадцати молоканов.
– Порвем им, порежем! – истерично закричал Пожар, распаляя себя перед схваткой. Несколько веревок с крюками удалось срезать, но взамен прилетели полдюжины новых. Еще немного – и весла ударились друг о друга, упали мостки, и команды двух галер бросились друг на друга.
4
Новая работа была Питеру непривычна, но он изо всех сил пытался помочь своей тройке и слушал барабан. Поначалу казалось, что держать ритм просто, но потом он поймал себя на мысли, что барабана совсем не слышит, а вместо этого старается разобрать доносившиеся с верхней палубы голоса.
Должно быть, что-то там было не в порядке: капитан давал отрывистые команды, матросы метались с кормы на нос и с борта на борт. Потом возле кормы громко плеснула вода и по борту что-то зашуршало.
– Ну вот… – отрывисто проговорил Рыжий. – Парус мочат.
– А зачем?.. – тут же спросил Питер.
– Тяни весло, не спрашивай! – приказал Бычок.
– Должно, опять… скроги привязались… – ответил Рыжий обыденно, и Питер стал успокаиваться. Видимо, угроза была совсем незначительна.
«Лучше грести, лучше учиться правильно грести, – начал внушать себе Питер. – Вот только задница совсем онемела… Но я привыкну, обязательно привыкну и… потом сбегу».
За двигающимся силуэтом Бычка в срубе что-то мелькнуло, Питер не удержался, чтобы не посмотреть, но едва не получил по лбу весельной оглоблей.
Выбрав момент, он все же выглянул и увидел взбивающие воду весла чужой галеры. Вне всякого сомнения, это был враг капитана Эрваста, а значит, и его, Питера, враг, ведь если галера пойдет на дно, с ней уйдут и все шестьдесят прикованных к петлям гребцов.
– Не верти башкой! – прикрикнул Бычок, и в поддержку его слов по спине Питера хлестнула плеть надсмотрщика.
– Греби, щенок, а не то полетишь за борт!
Питер зажмурился, ожидая новых ударов, но надсмотрщик ушел, оставалось только налегать на весло.
Суета и крики на верхней палубе все усиливались, затем раздался неожиданный удар, и футах в трех от Бычка из обшивки показался наконечник острого орудия.
– Вот это привет! – нервно воскликнул Рыжий. – Должно, из канона пустили!
«Бум!» – загудело судно от нового удара.
– В шпангоут врезали! – прокомментировал кто-то.
– Всем заткнуться! Работай веслами! – закричал надсмотрщик и забегал по проходу, бросая на гребцов яростные взгляды. Однако все внимательно прислушивались к тому, что происходит наверху: похоже, кто-то крепко взялся за галеру Эрваста.
Один за другим в борт галеры врезались еще два дротика, они никого не задели, но их острые жала торчали из обшивки на добрый фут. Спустя мгновение по трапу сбежал Салим.
– Все целы? – спросил он.
– Целы, начальник! – почти хором ответили гребцы. Салим убежал, но вскоре вернулся и хриплым голосом потребовал увеличить темп. Барабан застучал чаще, надсмотрщик побежал вдоль троек, замахиваясь плетью и крича, чтобы гребцы шевелились. Впрочем, его угрозы были излишни, все и так понимали, что дело худо, а «основные» возле срубов видели, что рядом идет сорокавесельная галера.
Новый темп оказался Питеру не по силам, у него еще не было необходимого навыка, поэтому Рыжий и Бычок работали за троих.
– Брось… Палку отпусти… – выдохнул Рыжий, поскольку новенький с его попытками помочь только мешал им. Питер это понял, и, едва он отпустил весло, раздался такой грохот, что показалось, будто падает вся верхняя палуба. Однако палуба уцелела, но в ней образовался пролом, из которого торчала половина тела жуткого чудовища.
– Молоканы… – выдохнул кто-то.
– Грести, дармоеды, грести! – перешел на визг надсмотрщик, перепуганный не меньше других.
Питер в ужасе уставился на монстра. Голова гиганта была величиной с огромную тыкву, приплюснутые черты лица еще более смялись от удара о палубу. Из открытых ран струилась тягучая коричневая кровь, а из оскаленной в предсмертной муке пасти торчали клыки.
Одна рука молокана свисала почти до настила, и на пальцах его огромной пятерни были обломанные, похожие на звериные, когти.