В стойку перегородки дважды ударили – это был условный сигнал от Салима, помощника капитана, ведавшего порядками на нижней палубе. Видимо, у него было что сказать капитану, но Эрваст не отвечал, пауза затягивалась. Салим знал, что капитан его слышит, и в конце концов тот ударил в ответ, давая понять, что примет помощника с докладом.
«Что там могло случиться? Идем по течению – гребцы отдыхают...» – подумал капитан и, скинув мягкие юфтевые туфли, вытянулся на тахте. Потом потянулся и оглядел каюту. Она ломилась от излишеств – ковров, шелковых накидок, резных ларцов и шкафчиков, заставленных серебряными и золотыми статуэтками. Скорее так подобало бы обустраивать дамскую спальню, нежели жилище предводителя пиратов, но Эрваст провел восемь лет на скамье галеры, а до этого прожил десять лет в услужении у мукомола, поэтому тяга к богатой жизни и красивым вещам была в нем безгранична. При захвате трофеев он пропускал через свои руки каждую безделушку в надежде найти для нее место у себя в каюте, но там уже был заставлен каждый дюйм, и время от времени Эрвасту приходилось избавляться от шелков, мехов, дорогих халатов и громоздкой мебели, продавая их в очередном порту.
– Разрешите, хозяин? – спросил Салим, приоткрывая тонкую решетчатую дверцу.
– Заходи, – отозвался капитан, надевая шапочку и садясь на кушетке.
Получение доклада подразумевало и приличествующую позу. Эрваст держал своих людей в черном теле, однако демонстрировал им свое уважение. Иногда это ценилось дороже золотых дукатов, и за пять лет, что галера Эрваста бороздила Савойское море, у него было только два бунта, в то время как у других пиратских капитанов таких случалось по два за год.
Салим вошел и остановился возле двери – дальше была территория капитана.
– Кровавый понос, хозяин.
– Сколько человек?
– Четверо.
– Давно заметил?
– С ночи. Барабан первым определил – слишком часто до ветру отпрашивались.
– Где они?
– На палубе.
– Хорошо. За борт их, рисковать мы не можем.
– Как скажете, хозяин.
– Воду давай только из серебряной посуды и гребцам, и охранникам.
– Уже даю.
– Тогда – все.
Салим повернулся и собрался уйти, но капитан остановил его одной фразой:
– Ты, конечно, слышал о Голубом Суринаме?
Салим замер, словно парализованный змеиным укусом, затем медленно повернулся. Его лицо было перекошено сильнее обычной страшной маски, оставшейся после пережитого сабельного удара.
– Хозяин... но ведь это верная смерть... – произнес он севшим голосом.
– Почему – верная? – уточнил Эрваст. Мнение Салима было для него важно, ведь, объяви он команде о походе к Голубому Суринаму, почти неизбежно вспыхнет мятеж.
– Потому что никто не вернулся оттуда живым!
– Ты считаешь, что Голубого Суринама не существует?
– Нет, хозяин, как раз в его существование я верю. Мой земляк Йохим на галере капитана Сарьера доплывал до острова и видел его свечение, однако течение снесло их на запад. Йохиму я верю, но также я помню многих из тех, кто уходил к Голубому Суринаму и не возвращался.
Эрваст поднялся с кушетки и, подойдя к Салиму вплотную, спросил:
– Кто помешал им вернуться?
– Гунсеги, хозяин, они закрывают к нему все подходы!
– Можно подумать, Салим, это не ты стоял на борту и всаживал стрелы из барийского лука в борта их скрогов.
– Это совсем другое дело, капитан, за нами увязывались два-три скрога, а за Линией Луны их десятки, и все они ждут охотников за сокровищами Голубого Суринама! А еще эти чудовища – морские змеи...
– Откуда такие сведения? – усмехнулся Эрваст. – Йохим сказал?
– Нет, – смутился Салим, – моряки говорят.
– Моряки говорят... Слышал я, что они говорят, особенно после трех четвертей пива.
Эрваст прошелся по каюте и вернулся к молчавшему Салиму.
– Сколько ты собираешься сидеть на нижней палубе с пятью дюжинами вонючих рабов? Или того серебра, что я тебе даю, достаточно, чтобы осталось на безбедную старость?
– О старости я не думаю, хозяин, моряки до нее не доживают.
– Но раз и так все предопределено, почему не рискнуть? Рано или поздно орки вцепятся в нас по-настоящему, или падем под канонами имперских галер – нам не может везти бесконечно... А тут такая возможность, мы ведь ходим всего в двух недельных переходах от острова! Разве ты не замечал, что я вожу галеру все ближе к Лунному Поясу?
– Замечал. Но боялся говорить вам, хозяин.
– Я присматривался, Салим... – Эрваст быстро снял шапочку и промокнул лысину платком. – Я присматривался, я старался определить, как далеко мы можем продвинуться.
– Но морские змеи, хозяин! Они пожрут нас всех! – в панике закричал Салим.
– Заткнись!
Эрваст прижал ладонь к губам помощника и прислушался: как будто снаружи было тихо.
– Мы купим белых ягнят, и змеи пропустят нас...
– Но... орки...
– Я куплю второй канон и «горящие горшки», вот тогда и посмотрим, как горят скроги.
Салим замолчал, представляя себе, что из всего этого выйдет. Второй канон, конечно, дело хорошее, а уже если хозяин раскошелится на «горящие горшки», галера станет неприступной крепостью. Одного горшка со смесью достаточно, чтобы сжечь большую галеру, не говоря уже о скрогах. Это было новое оружие, и стоило оно немалых денег, однако хорошо снаряженная галера могла пробиться даже сквозь орков – те полагались только на крючья и мечи.
– У тебя будет своя галера, Салим, а может быть, и две. Разве не стоит ради этого рискнуть? Неужели лучше сдохнуть на нижней палубе во время бунта гребцов?
– Бунт гребцов? Но ведь вы исправили замок, хозяин, теперь его никто не сможет открыть!
– Я исправил замок, а какой-то раб придумает, как его снять. У них ведь много времени, и каждый думает о том, чтобы сбежать, а если не сбежать, то хотя бы выпустить кишки охранникам. И тебе, Салим, тоже.
– Но ведь у нас хорошая кормежка! Иногда я даже даю им фрукты!
Эрваст горько усмехнулся, вспоминая свою невольничью жизнь.
– Никакая кормежка не примирит человека с цепью и скамьей, Салим, они могут улыбаться тебе, заискивать перед тобой, но стоит нам зайти в Кармер или Досу, как замки могут оказаться открытыми, а гребцы бросятся душить цепями охранников.
Салим кивнул. Закон в Кармере и Досу не признавал рабства, и чтобы доказать свое право на раба, хозяину предлагалось схватиться с ним голыми руками. Нечего было и думать о том, что кто-то из рабовладельцев согласился бы на такое испытание, ведь руки у гребцов были как из железа.
Гребцы знали о законах Кармера и Досу, поэтому подгадывали бунты ко времени захода в эти порты, а хозяева, напротив, старались избегать их. Впрочем, бунт рабов был возможен в любых портах, и относительно защищенными от этой напасти рабовладельцы могли чувствовать себя только в открытом море.
– Ну так что ты скажешь? – спросил Эрваст, прислушиваясь к голосам матросов, которые растягивали для просушки новый парус.
– Я согласен, хозяин.
– Что ж, я в тебе не ошибался, – широко улыбнулся Эрваст и подал помощнику руку. Такой жест был нетипичен для хозяина, и Салим с чувством ее пожал, однако, когда он ушел, Эрваст тщательно вытер руку платком. Он предпочитал не касаться ничего, что напоминало бы ему о жизни на нижней палубе.
3
От духоты, царившей в синдоне, Питер был как в полусне. Мысли о бегстве, и те покинули его, не хотелось ничего, казалось, приди за ним сейчас палачи, он пошел бы с ними, даже не дрогнув.
Внезапно зазвенела цепь, и Питер встрепенулся, разом выйдя из забытья. Неужто правда палачи? Но за что?
Они с Крафтом обменялись тревожными взглядами.
– Отсиделись, теперь снова на скамейки, – обронил один из давнишних сидельцев, который знал здешние порядки.
– Выходи, дармоеды!
Поскольку Питер сидел к дверце ближе других, он осторожно высунулся наружу, но рослый пират схватил его за плечо и рванул на себя так, что узник свалился на палубу под радостный смех еще двоих пиратов.