Арсланкул подозрительного всадника не искал. Въехав в Каттакурган, прямиком направил коня к канцелярии тысячника Лутфуллы, свата Хамдамбая.
Лутфулла, низенький, пузатый, с благообразной бородкой, более смахивал на служителя мечети, нежели на чиновника.
— Что скажет мой ястреб, есть ли добрые вести? — встретил тысячник Арсланбека вопросом.
— Баран привязан к колышку, — бросил Арсланкул отрывисто.
— А обещали связать ему ножки, мой ястреб…
— Я очень спешу, — процедил сквозь зубы Арсланкул, пропуская мимо ушей слова хозяина. — Оставьте пустые разговоры. Одно я хочу спросить у вас еще раз. Помните, вы говорили, что поможете мне стать беком?
— Я ведь аллахом клялся, мой ястреб.
— Тогда вы должны сегодня же ночью напасть на лагерь Намаза. Вы будете бить его снаружи, я — изнутри.
Тысячник быстро догадался, что от него требуется: послал нарочных к городскому полицмейстеру и командиру воинской части. Последнего на месте не оказалось. Вместо него приехал ротмистр Конев. Полицмейстер же явился скоро. Но, обнаружив, что против «банды» они располагают всего шестью полицейскими и десятью конными солдатами ротмистра Конева, он заявил, что идти с такой силой против Намаза — сущее безумие. Но ротмистр был молод, горяч. Он горел желанием уничтожить Намаза, покрыв свое имя славой.
— Скажите, господин тысячник, а сарту[51] этому можно доверять? — спросил он Лутфуллу.
— Можете доверять, как мне самому! — ответил тот.
— Как тебя зовут, сарт? — обернулся Конев к Арсланкулу.
— Не смей называть меня сартом! — злобно огрызнулся он.
— Ладно, ладно. Так как тебя зовут?
— Узнаешь, как меня зовут, когда получишь из моих рук голову Намаза.
— Ого, ну и надменен ты, брат, как я погляжу. А ты не обманываешь нас?
— Если не веришь, можешь не идти.
— Верю, верю, потому как господин тысячник за тебя ручаются. Объясни-ка, далеко отсюда стоит ваша шайка?
Арсланкул нахмурился, сглотнул слюну.
— У нас не шайка, а отряд.
Грубые ответы и вызывающий вид Арсланкула раздражали гордого ротмистра, его так и подмывало отхлестать негодяя нагайкой, но тысячник, угадав его желание, тихонечко подмигнул, покачав головой, не надо, мол, горячиться, все дело можно испортить.
— Сколько в отряде человек? — взял себя в руки Конев.
— Тридцать пять.
— Значит, вы сегодня ночуете там, у чабанов. Сможешь задержать отряд до нашего прихода?
— Постараюсь.
— Нет, ты поклянись.
— Не люблю клясться.
— Ладно, как хочешь, гордый сарт. Но ты все ж постарайся задержать отряд на месте, пока мы не подойдем. А то я знаю этого вашего Намаза…
Из канцелярии тысячника Арсланкул вышел как оплеванный. С ним здесь обращались будто со скотом. И это с человеком, который не сегодня завтра станет беком всего Зеравшана! Так и тычут в морду: «Сарт! Сарт!» Сами вы сарты, подлецы!
Однако они вроде решились напасть на отряд. В таком случае он, Арсланкул, еще на шаг приблизился к заветной цели, а ради этого, конечно, можно и усмирить свою гордость…
Потом Арсланкул встретился с несколькими людьми, обязанными передать Намазу кое-какие сведения, и пустил коня обратно к стоянке.
Гости уже разошлись, в костре дотлевали последние угольки. Джигиты крепко спали, попадав кто где: одни под наспех сколоченным навесом, другие — в юртах, третьи прямо под открытым небом. Верно, сказалось действие вина, привезенного спутником Нурмана-бахши. Дастарханы не убраны. Немытая посуда сложена в беспорядочные кучи.
Намаз и Назармат полулежали у костра, неторопливо беседуя о чем-то. Рядом стоял кувшин, пиалы наполнены вином. Оба были заметно навеселе.
— Подите сюда, брат! — позвал спешившегося Арсланкула Намаз. — Устали небось крепко?
— Устал очень, бек, — вздохнул не кривя душой Арсланкул.