Намаз, искупавшийся в ледяной воде Шурсая, чувствовал в теле необыкновенную свежесть и легкость. Спать ничуть не хотелось. Вообще, у него в последнее время нарушился сон: бывает, по двое-трое суток не сомкнет век. Вчера ночью не спал ни минутки, сегодня тоже, видать, не уснет. Заложив руки за спину, он ходил по лагерю и думал, думал…
Медленно приближался рассвет, едва заметно высветив контуры далеких гор, ивовых деревьев на берегу реки.
Острый взгляд Намаза засек всадника, пулей несшегося к лагерю со стороны Каттакургана. Намаз, почувствовав неладное, крикнул Назарматвею, возившемуся у кострища:
— Поднимай джигитов.
Всадник осадил коня прямо перед Намазом. Это был один из чабанов, стоявших на часах за пределами лагеря.
— Там, в низине, появились конники! — указал он рукоятью плети назад.
— Много их? — взял Намаз коня под уздцы.
— Человек пятьдесят, наверное. Вооружены. Спустились в низину, притаились.
— Возвращайся назад. Следите, что они станут делать. Не стреляйте: они вас перебьют. Соберитесь все вместе. Только спрячьтесь хорошенько.
Намазовская стоянка немедленно пришла в движение. Проснувшиеся седлали коней, заряжали винтовки, не желавших пробуждаться Назарматвей безжалостно поливал ледяной водой. В лагерь влетел Курбан-Табиб, один из часовых, выставленных вверх по течению Шурсая.
— Намаз-ака! Со стороны Нагорной появились конники!
— Много их там?
— Много, Намаз-ака! Больше полусотни.
— Скачи обратно. Забери остальных джигитов и возвращайся.
— Мы можем их задержать, Намаз-ака, пока вы соберетесь!..
— Выполняй приказ. Бойцов у меня достаточно, а лекарь один, понятно? Пошевеливайся!
Когда Курбан ускакал, Намаз подозвал Эшбури.
— Берите свою десятку, десятки Назара и Кабула, переходите реку и уходите вверх по оврагу. Юрты, навесы не разбирать. А вы, — обернулся он к Арсланкулу, ни на шаг не отходившему от него, — залягте с пятью джигитами вон под теми ивами. Задача — прикрывать отходящих. В бой не ввязываться. Можете пальнуть пару раз, если слишком смело поведут себя нагорновские герои. Мы с Назарматом поглядим за каттакурганскими. Только не пойму, чего они медлят, ведь самое время нападать!
— Вот именно! — невольно воскликнул Арсланкул, но тут же, прикусив язык, побежал со своими людьми к ивняку. Это было отличное место: возвышение, густо покрытое кустарником, древними толстыми талами с низко свисающими к земле ветвями. Отсюда прекрасно просматривался брод, который поспешно переходил отряд. (Джигиты не захотели бросать фаэтон, который Намаз держал последнее время для беременной жены, — волокли его вшестером.) И низина, откуда мог появиться неприятель, хорошо простреливалась. «Кто это такие, интересно? — думал с досадой Арсланкул. — Очень некстати они появились. Все мои планы могут порушить».
Арсланкул выдвинул джигитов вперед, велев им открывать огонь, едва покажется неприятель, а сам залег ближе к лагерю. Он не терял надежды, что все может сложиться так, что ему удастся взять Намаза на мушку.
Невдалеке промчался Курбан-Табиб с остальными дозорными, с ходу врезался в брод. Арсланкул приложил ухо к земле и услышал глухой гул. Шли конники.
Арсланкул осторожно отвел затвор, оглянулся назад. Фаэтон застрял в реке, попав колесом между камней. Его помогали толкать теперь и Курбан с товарищами. Из-за навеса выбежал казначей Эшбури, навьюченный тяжелым хурджином. Едва взглянув на него, Арсланкул почувствовал, как потемнело в глазах. Он решительно прицелился под лопатку Эшбури и повел дулом за ним…
Люто ненавидел Арсланкул Эшбури. Считал его жадным и мелочным, не по праву распоряжающимся богатствами, которые добывает он, Арсланкул. «Ах ты, гад! — подумал он, распаляя себя. — Я рискую шкурой, отнимаю у богатеев денежки, а ты тут же становишься их хозяином! Вы только поглядите на него — благообразный кормилец большой семьи, да и только! Как он бережно тащит этот хурджин! Но ты же, подлец, тащишь не свое золото, а мое, мое золото, добытое моими руками!»
В это время грохнул дружный залп джигитов Арсланкула по появившимся вдали всадникам. Тут же захлопали ответные выстрелы. Воспользовавшись этим, Арсланкул нажал на спуск. Эшбури, молча и покорно, даже не взмахнув руками, уткнулся лицом в воду.
— Эшбури-ака убили! — завопил кто-то. — Держите его, а то унесет водой!
Арсланкул посмотрел туда, откуда донесся голос, словно желая выяснить, кто кричал, и взгляд его наткнулся на яркое красное пятно. Это алел платок Насибы, помогавшей толкать фаэтон.