— Руки вверх, собачий сын!
— Намазбек?! — вскричал хаким, ощущая, как противно дрожат руки. — Добро пожаловать… милости просим…
— Лицом к стене, руки на стену. Вот теперь давай померяемся силами, кто кого исхлестает плетью, а?
Еще минутой назад чувствовавший себя сказочной силы Алпамышем[34], Мирза Хамид не мог выговорить ни слова, а ноги так и подкашивались, проклятые. А когда Намаз вынул из-за пояса револьвер, по затылку его поползли холодные струйки пота.
— А теперь ответь-ка мне, — начал Намаз полным ненависти голосом.
— Намазбек, будьте моим дорогим гостем, — только и смог вымолвить Мирза Хамид.
— Скажи-ка мне, любопытно знать, за что ты тогда отстегал меня плетью? Ты видишь на моем лице раны? Зачем объявил меня конокрадом? Ты же знаешь, что вор — Хамдамбай, ведь ты сам вор не меньший, чем твой хозяин. Разве это не ты украл дочку мясника и опозорил в домике на берегу Акдарьи? Отвечай, подлец! Объясни, за что меня бил? Если уж ты такой силач, давай встанем сейчас и по-честному померимся силами. Ну-ка, ударь меня, ударь, говорю! Ах, боишься? Но ведь ты же чувствуешь себя богатырем, когда садишься в свою вонючую позолоченную коляску! Чего теперь-то дрожишь, как щенок, упавший в воду? Бей, тебе говорят!..
Намаз сильно толкнул в грудь хакима, казалось, совсем обеспамятевшего, тот отлетел, нелепо размахивая руками, и головой ударился о стену. Намаз слегка напрягся, ожидая, что, возможно, заговорит в человеке мужская гордость, ответит ударом на удар, но хаким даже не шелохнулся, стоял, бессильно опершись спиной о стену. «Низкая тварь без капельки чести!» — выругался Намаз про себя, вслух спросил:
— Где прячешь расписки, полученные от бедняков?
— Сейчас сам достану, хорошо?
— Только быстро!
— И тетрадь должников тоже?
— Все доставай!
— Оббо, Намазбай… Аллах свидетель, я мечтал подружиться с вами, вот даже доказательство: специально для вас собирал мешочек золота, возьмите, пожалуйста. Ей-богу, если бы вы не пришли, сам бы раздал бедным и нуждающимся.
Намаз бросил мешочек золота, стопку расписок и долговую тетрадь джигиту, стоявшему у двери.
— Хаким, ты помни про раны на моем лице, понятно?
— Все это Хамдамбай подстроил… Я, дурень, послушался его, и вот…
И Мирза Хамид принялся всячески поносить Хамдамбая. «Какой же ты все-таки подлец», — пронеслось в голове Намаза. И он не смог сдержать себя: хаким мог еще долго говорить, если б не удар невероятной силы, опустившийся на его голову. Долгонько валялся хаким на полу, медленно приходя в себя. А рядом с ним рыдала насмерть перепуганная прекрасная Афтоббиби.
Тем временем Намаз входил в двери казиханы. Подошел к людям, толпившимся в приемной, выхватил, револьверы:
— Живо! Лицом вниз!
Все попадали на пол. Намаз распахнул дверь в комнату, куда несколько дней назад он пришел в сопровождении жаждавших справедливости людей и где понял, что их всех околпачили как последних дураков. Верховный казий восседал, как обычно, на своем месте, Мирзо Кабул чуть позади его, — они оба, вытянув шеи, прислушивались к неясному шуму, доносившемуся из приемной. Завидя Намаза, крючкотворцы так и застыли с вытянутыми лицами.
— Ну как, шельма, продолжаешь грабить просителей? — приставил Намаз дуло револьвера к виску Мирзо Кабула.
— Я… у меня…
— Сколько содрал с людей сегодня?
— Вот всего-навсего… совсем мало… — Мирзо Кабул вытащил, порывшись в карманах, потрепанный кошелек.
Верховный казий, смекнувший, что Намаз явился сюда не за жизнью их драгоценной, а за кошельками, стал запихивать свой кошелек под тюфяк, на котором сидел, приговаривая при этом:
— А я, верблюжонок мой, ни гроша не заработал сегодня…
Глядя на его суетливые движения, Намаз усмехнулся, убрал один из револьверов в кобуру.
— Я к вам, господин мой, и сегодня с просьбой пришел.
— Я весь слух и внимание, верблюжонок мой, — приложил обе руки к груди верховный казий.
— Недавно вы мне прочитали один стих из Корана…
— Да, да, я слушаю…
— Начинался он словами: «Круша злодея род…»
— Да, верблюжонок мой, читал я такой стих. Но он не из Корана. Это творение нашего несравненного Навои. Он сказал: «Круша злодея род во имя чести, я души умащал бальзамом мести…» Вы об этом стихе спрашиваете? Зачем он вам понадобился?