Олег отошел в сторону и встал, прижавшись к стене. Страха он не ощущал — слишком велика была его вера в меткость деда.
Евгений Иванович опустился на колени, потом улегся, прицелился.
Щелчок свинца о стену и звук выстрела долетели до ушей Олега одновременно. Он тут же бросился к цели, втайне надеясь, что пуля хоть немного уйдет в сторону от центра. Но тайной надежде не суждено было сбыться. Дырка, присыпанная красным порошком битого кирпича, красовалась точно в середине черного круга…
В двенадцать лет Олег Мисюра уже стал классным стрелком. Он обладал прекрасным глазомером, научился достаточно точно определять силу ветра, температуру воздуха и вносил в прицел поправки, которые учитывали все, вплоть до деривации, которую вызывает вращательное движение пули.
В училище снайперского оружия Мисюра не изучал и огня из него не вел. В армии строго дозируют знания и боевое умение. Начальство точно знает, что необходимо каждому офицеру или солдату по роду его занятий. И только став офицером, Мисюра сам создал для себя условия совершенствоваться в снайперской стрельбе, которая во многом отлична от стрельбы спортивной.
— Так ты согласен, Олег? — спросил Барсов, заметив, что Мисюра отвлекся от разговора.
— О чем речь? Конечно?
— Теперь скажи, — Барсов действовал напористо. — Какое потребуется оружие?
— Выбор не велик. Это либо ВСС, либо СВД. В зависимости от задачи.
— СВД, — сказал Барсов, — снайперская винтовка Драгунова? Так? ВСС? Впервые слышу.
— Винтовка снайперская специальная. Калибр девять миллиметров. Стрельба беспламенная и бесшумная. Разбирается на три части. В сборе длина чуть больше метра…
— Хорошая вещь, — сказал Барсов. — На мой взгляд, конечно.
— Это так, но у драгуновки прицельная дальность без малого полтора километра…
— Зато у ВСС калибр — девять, — возразил Барсов, — а не семь шестьдесят две, как у драгуновки. Значит, она должна бить посильнее.
— ВСС — оружие спецназа. У СВД прицельная дальность с оптикой в три раза больше, чем у ВСС. И начальная скорость пули у драгуновки восемьсот тридцать метров в секунду против трехсот метров у ВСС.
— Хорошо. Достанем СВД. Потом на полигон поедем и немного поцелимся. Идет?
Мисюра с трудом удержал напор легкого рукопожатия Барсова.
— Забито.
«Уазик» затормозил так резко, что его слегка занесло на мокрой глине обочины. Дверца открылась и наружу приглашающе высунулась огромная рука Барсова.
— Сидай!
Мисюра втиснулся в машину. «Уазик» взял с места также лихо как и затормозил. По днищу кузова барабанной дробью застучала щебенка.
Вскоре Барсов свернул на полевую дорогу, которая вела к стрельбищу. Морпехи сюда не выходили давно: колея поросла травой, стрельбище — бурьяном. Вышка со смотровой площадкой для наблюдателей покосилась, деревянные ступени лестницы кто-то извел на дрова.
Барсов притормозил у огневого рубежа, где для стрелков были отрыты окопы полного профиля и ячейки для стрельбы лежа, стояли бетонные стенки для ведения огня из-за укрытия.
Повернулся к Мисюре.
— Здесь годится?
— В самый раз.
— Тогда — Знакомься. Мой друг — Громак. Пал Андреевич, — Барсов указал на сидевшего на заднем сидении мужчину лет сорока. Можно просто Паша. Пал, ты не обидишься?
Мисюра и Громак обменялись рукопожатием.
Громак заметно уступал Барсову в росте и не имел такой же крупной конструкции, как тот, но судя по всему был не из слабаков.
— Постреляем? — спросил Мисюра, стараясь по ответу понять как относится к созтязанию его соперник.
— А чо? — ответил Громак спокойно. — Почему-ж не бабахнуть?
— Тогда начнем?
Мисюра двинулся в сторону мишенного поля, шагами отсчитывая двести метров, чтобы установить на этой дистанции цель. Громак молча шел за ним. Барсов остался у машины.
Отсчитав сто сорок три пары шагов — метр сорок сантиметров в каждой паре — Мисюра заметил бетонный столбик, который торчал из земли, возвышаясь чуть выше колена. На его боках сверху вниз тянулись надписи, сделанные черной краской: «Не копать» и красовались ломаные стрелки — знаки молнии.
Мисюра вынул из сумки, висевшей через плечо, широкогорлую бутылку из-под кефира. Подбросил ее. Поймал. Посмотрел в горлышко как в телескоп. Положил на столбик. Поднял с земли два камушка и подсунул их под бока сосуда, укрепив его, чтобы не скатился.
Громак молча наблюдал за его действиями, не выказывая ни осуждения, ни одобрения. Мисюра посмотрел на него. Спросил:
— Так устроит?
— Нормально. — Громак с безразличным видом отвернулся и зашагал к огневому рубежу. Он прекрасно понимал, что попасть с двухсот метров в бутылку, лежавшую на столбике будет очень трудно, а если точнее, то просто невозможно. Но не стал спорить, поскольку верил, что Мисюре этот трюк, в такой же степени как и ему, не удастся.
Мисюра вынул из кармана сигарету, задымил и, пуская изо рта струйки дыма, двинулся за ним.
— Стреляешь первым, — сказал Барсов, когда они вернулись к исходной позиции и слегка тронул рукой Громака за плечо. — Потом попросим пульнуть Олега. Надо посмотреть, что он может.
Громак взял винтовку, кивнул на оптику и вопросительно посмотрел на Мисюру.
— Здесь все путем?
— Увольте. — Мисюра посуровел. — Прицел на нулях, а поправки — дело стреляющего. Не дай бог смажете, потом будете думать, что я не то сделал.
— Ладно, посмотрим.
Громак опустился на колени, лег животом на подстилку, раздвинул ноги ножницами, согнул руку в локте, положил на ладонь цевье винтовки, вжал приклад в плечо. Поерзал по земле, устраиваясь поудобнее. Снова замер. Теперь он прицеливался.
Мисюра стоял в стороне, делая вид, что ему безразличны приготовления Громака. Он был уверен в тщетности усилий приятеля и его старания нисколько не беспокоили.
Ударил выстрел.
— Идем, посмотрим, — сказал Мисюра Барсову, после того как Громак открыл затвор и положил винтовку.
Барсов приложил бинокль к глазам.
— Похоже лежит бутылочка.
— Все же надо сходить, взглянуть.
Втроем они прошли к столбику, на котором покоилась нетронутая пулей кефирная тара.