День и без того серый, быстро темнел.
— Приспело время балаган делать, — сказал Мисюра и принялся за работу.
Он резал траву и охапками бросал ее в кучу. Терех смотрел на него без выражения участия и желания помочь. Он понимал — Мисюра ножа ему в руки не даст, хотя меняясь они бы могли сделать больше, чем один.
Нарезав травы, Мисюра на склонах распадка, куда доходила большая вода в дни наводнений, нашел несколько пригодных для дела жердей. Притащил их к выбранному для стоянки месту, стал городить остов. На все ушло больше часа. Правда, балаган получился поганенький, хлипкий. Попадись такой на глаза охотнику, он бы засмеял строителей, но на то, чтобы создать сооружение более удобное и надежное, у Мисюры не хватило сил.
Терех, немного передохнув, прихрамывая, бродил по луговине и собирал на топливо сушняк, который в пойму натаскала речушка. Он набрал изрядную кучу и сложил возле входа в балаган очаг.
В темноте они уселись возле шалаша, который прикрывал от студеного ветра, тянувшего с вершин. Разожгли костер.
— Ты прости, майор, — сказал Мисюра, — только на ночь я тебя все равно свяжу. Мне не нравится, когда мешают дышать.
Терех безразлично пожал плечами и протянул руки, сложенные ладонь к ладони.
— Не сейчас, — усмехнулся Мисюра, оценив покорность Тереха. — Пока резвись. Твое время придет.
Они сидели и молчали, глядя на огонек костра, который весело метался с ветки на ветку, то ярко вспыхивал, то пригасал. Изредка Мисюра подбрасывал в очаг топливо, и тогда искры сполохом взлетали в токе горячего воздуха к черному небу.
— Вот так я когда-то с отцом на охоте сиживал, — сказал Мисюра задумчиво. — Было дело…
— Ладно, — Терех вздохнул и полез в балаган, — болтай дальше, а я лягу. Из меня весь пар вышел…
— Э-э, стоять! Давай сюда руки! Вязать буду.
Пока Мисюра путал веревки, Терех с безучастным видом спросил:
— Ты все же так и не сказал, как насчет золотишка. Удалось вам?
— Я похож на старателя? — Мисюра прекрасно сыграл непонимание.
— Старатели бывают разные. — Терех язвительно хмыкнул. — На тех, кого я имею в виду — похож. В полной мере.
— Кого же ты подразумеваешь?
— Старателей с автоматами. У них порой добыча погуще, чем у тех, кто у ручьев копошиться с лотками.
— Кончай. Я в тайгу шел с ружьишком. Автомат достался мне по случаю.
— Ага. Здесь в тайге все под ногами — золото, автоматы…
— Тот я у корейца отбил. И не знаю даже где забросил. Мне за это железо отвечать не придется. Другое дело — с тебя спросят по полной норме. Где твой «калаш», майор? Вот уж повертишься, как налим на остроге.
— И все же я о золоте. С вертолета. Может не слыхал о нем?
— Может и не слыхал. Это что, предосудительно?
— Короче, говорить ты не хочешь.
— Не хочу. Давай спать.
Мисюра повернулся на бок, спиной к костру и затих.
Посреди ночи их обоих разом разбудил рухнувший на землю с высоты обвальный грохот.
Мисюра вскочил, судорожно сжал рукоять пистолета. Сердце трепыхалось, воздуха не хватало. Тут снова ударило над самыми головами — раскатисто, громко. И сразу неожиданный выблеск молнии осветил мир белым сиянием электросварки.
Снова грохнуло и на волне тяжкого удара на землю, на балаган с небес обрушился ливневый вал.
— Все, — обреченно сказал Мисюра, — мы припухли.
— Развяжи, — в темноте потребовал Терех и подтолкнул Мисюру руками. Он уже понял, что должно произойти с минуты на минуту. Ливневая вода, с огромных горных пространств вот-вот должна рвануться в распадок. Где-то там, у вершин уже рождался поток, ручейки сливались, набирали силу, разгонялись, чтобы бушующим валом затопить пойму Урейки. От одной мысли об этом делалось муторно.
— Бежим, стараясь перекричать шум и грохот, рожденный стихией, крикнул Мисюра. — Тут рядом скала топорщится. Добежим — значит отсидимся…
Насквозь промокшие, замерзшие до костей, они доковыляли до каменного комода, который выпирал из земли, забрались на него и уселись, прижавшись спинами друг к другу.
Ветер и дождь тугими потоками налетали на стонавшую от ужаса тайгу, трепали и колошматили первые ряды деревьев. Временами доносился шум падавших сосен, которые буря вырывала с корнями и валила наземь. А внизу под скалой во всю ширь ложбины, с плеском завоевывая все новые пространства, несся мутный поток Урейки.
Земля тонула во мгле. Они ничего не видели, и оттого звуки, наполнявшие пространство, казались особенно пугающими.
Маслянисто чавкая, под скалой билась вода. Высоко в кручах хребта с тяжелым гулом ворочались камнепады. Вода подмывала связи скальных обломков со склонами, и теперь сила тяжести сдвигала их с мест, заставляя их искать пути в долину.
Далеко за перевалом погромыхивали раскаты грома и полыхали мощные зарницы. Но и они не пробивали до конца толстую пелену туч. Небо лишь на одно — два мгновения тускло белело и снова становилось черным.
Ветер рвал упругие космы кедров, с треском обламывал сухие сучья. Изредка в хаос звуков врывался грохот падавших деревьев. Они рушились, ломая все, что мешало им улечься на землю.
Два человека сидели на мокрой, скользкой скале, прижавшись спинами друг к другу. Их заливали потоки воды с небес, в лица брызгали волны, разбивавшиеся о камни под их ногами, обдувал холодный ветер. Терех дрожал всем телом, не имея сил сдержать непроизвольную тряску.
— Все, — сказал он в какой-то момент, ощутив полное бессилие, — к утру я загнусь
— Ты помолись. Как там вас учили в спецназе? «Славься отечество наше свободное, боже храни демократию?». Или может иначе как? Глядишь, духи к тебе на помощь херувима пришлют…
— Слушай, Мисюра, чего ты со мной возишься? Вот прямо сейчас спихни вниз и дело с концом…
Терех спросил и напрягся — даже перестал дрожать.
Мисюра глумливо хмыкнул.
— Ты у меня, Терех, тамагучи. Видел такие штучки когда-нибудь? Самурайская электронная игра. Сидит в коробочке существо — динозаврик, цыпленок или лягушка — и требует к себе от владельца постоянного внимания. Его и покорми, и поласкай, и напои и пописать дай… Короче, за неимением других забот у владельца игрушки башка все время забита не делом, а хренотенью. Не накормишь свою цацку, не напоишь во время — она издаст жалобный звук и подохнет, оставив на твоей совести тяжелым гнетом свою гибель. Вот и ты у меня такая цацка. Накорми, заставь идти, позаботься о полноценном отдыхе…