Прошло около месяца, и я ничего не слыхал об Легране, как вдруг ко мне, в Чарльстон, пришел его старый слуга, Юпитер. Добрый негр никогда не был так печален, как теперь, и лишь только я его увидел, мне пришла в голову мысль, что с моим другом случилось какое-нибудь несчастие.
– Ну, Юпитер! – сказал я ему, – что нового? Как поживает твой господин?
– Ах, масса, не так хорошо, как бы мне хотелось.
– Не хорошо, говоришь ты. Мне прискорбно это слышать. Что с ним?
– Вот в том-то и дело, что с ним? Он никогда не жалуется, а между тем он очень болен.
– Очень болен, Юпитер? Отчего же ты не сказал мне этого тотчас же? Что, он слег в постель?
– Нет, масса, он не в постели: да в этом-то и дело. Меня очень тревожит масса Вилль.
– Да говори же, Юпитер, яснее. Твой господин болен; сказал ли он тебе, какая у него болезнь?
– Боже мой! не сердитесь, масса. – Масса Вилль говорит, что он здоров. Так зачем же он ходит всегда один, задумавшись, наклонив вот так голову? И, потом, с утра до вечера пишет на аспидной доске цифры и рисует разные странные фигуры. Я принужден беспрестанно смотреть за ним. Недавно, до солнечного восхода, он взял ключ от калитки в поле, и не возвращался до самой ночи. Я уже вырезал толстую палку, чтоб наказать его, когда он придет назад. Да негр глуп, не довольно смел, а у массы Вилля такой больной вид.
– Нет, Юпитер, не надо быть слишком строгим с твоим бедным господином. Особенно остерегайся его бить: он не в состоянии снесть дурного обхождения. Но что за причина этой болезни, или, лучше сказать, изменения в образе жизни? Что, с ним ничего не случилось, никакого несчастия, с тех пор, как я его видел?
– Нет, масса, с тех пор, ничего не случилось; а случилось прежде; я тогда так испугался: это случилось в тот самый день, как вы были у нас.
– Как? что ты хочешь сказать?
– Да я говорю про жука.
– Про жука, про это маленькое животное?
– Я уверен, что золотой жук укусил в голову массу Вилля.
– А почему ты это думаешь, Юпитер?
– Потому, что я никогда не видал такого бешеного жука: он кусает и царапает все, что к нему приближается. Сначала масса Вилль поймал было его; но тотчас же выпустил: вероятно, он его укусил. Я не люблю этого жука, и не хотел взять его пальцами, а поймал в бумажку, которую поднял с земли; обернул его в эту бумажку и кончик ее всунул ему в рот.
– Так ты думаешь, что жук, в самом деле, укусил твоего господина, и что он болен от этого?
– Я не думаю, а уверен. От чего же он все думает о золоте, если его не укусил золотой жук? Я не в первый раз слышу о золотых жуках.
– Да почему же ты знаешь, что он все думает о золоте?
– Почему я знаю? потому что во сне он говорит все про золото. Вот почему я знаю.
– В самом деле, Юпитер, ты, может быть, прав. Но зачем ты пришел ко мне? Не дал ли тебе какого-нибудь поручения твой господин?
– Нет, масса, а вот дал это письмо. – И он подал мне записку следующего содержания:
Любезный друг!
Отчего вы не придете ко мне? Уж не оскорбились ли вы какою-нибудь маленькою грубостью, в которой, может быть, я виноват пред вами? Но этого предположения я не могу допустить.
С тех пор, как я вас видел, у меня большая забота. Мне надо сообщить вам кое-что; но я не знаю, как с этим быть; не знаю даже, должен ли я сказать вам об этом.
Уже несколько дней я не совсем здоров, и бедный Юпитер невыразимо меня мучит своею заботливостью. Поверите ли? он взял что-то вроде дубины, с намерением подвергнуть меня маленькому наказанию за то, что я позволил себе целый день на твердой земле, посреди гор. Право, думаю, – я обязан только своему больному виду тем, что избавился от побоев.
В моей коллекции нет ничего нового.
Если вы можете придти ко мне, вместе с Юпитером, – то очень меня обяжете. Приходите, пожалуйста; мне хочется видеть вас сегодня вечером , по одному очень нужному делу. Уверяю вас, – дело чрезвычайно важное.
Вилльям Легран
Это письмо начало беспокоить меня. Это не был обыкновенный слог Леграна. Какая новая мысль пришла ему в голову? Что это за дело, чрезвычайно важное, для которого он хотел со мною видеться? Я не предсказывал себе ничего хорошего, основываясь на словах Юпитера, и боялся, чтоб какое-нибудь тайное горе, вместе с лишением всего состояния, не потрясло умственных способностей моего друга.
Колебаться было нечего: я считал обязанностью тотчас же идти с Юпитером. Приведши к берегу, я увидел косу и три лопаты, совершенно новые, лежавшие в лодке, в которой мы должны были ехать.
– Что это значит, Юпитер? – спросил я.
– Это коса, масса, и лопатки.