— Я так и думал! Я знал это! Ура! — вскричал Легран, отпуская негра. Он исполнил несколько замысловатых антраша, поразивших его слугу, который, поднявшись на ноги и словно онемев от неожиданности, переводил взгляд с хозяина на меня и с меня снова на хозяина.
— За дело! — сказал Легран. — Вернемся! Мы еще выиграем эту игру!
И он повел нас обратно к тюльпановому дереву.
— Ну, Юпитер, — сказал Легран, когда мы снова стояли у подножия дерева, — говори, как был прибит череп — лицом к ветке или лицом наружу?
— Наружу, масса, чтобы воронам легче было клевать глаза.
— Теперь скажи, через какой глаз ты пропустил жука, через этот или через тот? — И Легран тронул сперва один глаз Юпитера, потом другой.
— Через этот, масса, через левый, как вы приказали! — Юпитер, как и прежде, указывал на правый глаз.
— Вот и хорошо, начнем сначала!
С этими словами мой друг, в безумии которого, как мне теперь казалось, появилась некоторая система, вытащил колышек, вбитый им ранее на месте падения жука, и переставил его на три дюйма к западу. Снова соединив землемерной лентой колышек со стволом дерева, он отмерил пятьдесят футов до новой точки, которая находилась теперь в нескольких ярдах от нашей ямы.
Мы снова очертили круг, несколько большего размера, чем первый, и опять взялись за лопаты.
Я смертельно устал, однако, хотя я сам еще не отдавал себе отчета в том, что повлияло на меня, прежнее отвращение к работе исчезло. Неведомо почему я почувствовал к ней интерес, более того, меня охватило волнение. В нелепом поведении Леграна сквозило что-то похожее на предвидение, на продуманный план, и это, вероятно, оказало на меня свое действие. Усердно орудуя лопатой, я ловил себя на том, что вглядываюсь в яму, словно ищу на дне ее воображаемое сокровище, мечта о котором свела с ума моего бедного друга. Мы трудились уже часа полтора, и эта странная причуда мысли все настойчивее овладевала мной, когда нас снова всполошил отчаянный лай нашего пса. Если раньше он не желал молчать из озорства или какого-то каприза, теперь его беспокойство было непритворным. Он не дался Юпитеру, когда тот опять хотел напялить ему намордник, и, прыгнув в яму, стал яростно разгребать лапами землю. Через несколько секунд он отрыл два человеческих скелета, вернее, груду костей, перемешанных с остатками истлевшей шерстяной материи и металлическими пуговицами. Еще два удара лопатой — и мы увидели широкое лезвие испанского ножа и несколько золотых и серебряных монет.
При виде монет Юпитер предался необузданной радости, но на лице его господина выразилось сильнейшее разочарование. Он умолял нас, однако, не прекращать работы. Не успел он вымолвить свою просьбу, как я оступился и упал ничком, зацепившись ногой за большое железное кольцо, прикрытое рыхлой землей.
Теперь работа пошла уже не на шутку; лихорадочное напряжение, испытанное за эти десять минут, я не решусь сравнить ни с чем в своей жизни. Мы отрыли продолговатый деревянный сундук, прекрасно сохранившийся. Необыкновенная твердость досок, из которых он был сбит, наводила на мысль, что дерево подверглось химической обработке — вероятно, было пропитано двухлористой ртутью. Сундук был длиною в три с половиной фута, шириною в три фута и высотою в два с половиной. Он был надежно окован железом с заклепками. Перекрещиваясь, железные полосы покрывали поверхность сундука, образуя как бы решетку. По бокам сундука, у самой крышки, было вбито по три железных кольца, всего шесть колец, так что за них могли взяться сразу шесть человек. Втроем мы смогли только лишь сдвинуть сундук с места. Стало ясно, что унести такой груз нам не под силу. По счастью, крышка сундука держалась на двух выдвижных болтах. Дрожащими руками, задыхаясь от волнения, мы вытянули болты. Еще мгновение — и нам открылось неоценимое сокровище. Когда пламя фонарей осветило яму, от груды золота и драгоценных камней взметнулся блеск такой силы, что мы были буквально ослеплены.
Чувства, с которыми я взирал на сокровище, не передать словами. Прежде всего я был, конечно, изумлен. Легран, казалось, изнемогал от волнения и почти не разговаривал с нами. Лицо Юпитера на несколько секунд стало смертельно бледным, если можно говорить о бледности применительно к черной коже. Он был ошеломлен, его словно поразило громом. Потом он упал на колени и, по локоть погрузив в сокровища голые руки, застыл в таком положении, словно наслаждаясь теплой ванной.
Наконец, испустив глубокий вздох, он произнес нечто вроде монолога:
— И все это сделал золотой жук! Милый золотой жук, бедный золотой жучок! А я его обижал, я его бранил! И не стыдно тебе, старый негр? Отвечай!..
Я оказался вынужденным призвать и господина и слугу к порядку: необходимо было забрать сокровище. Уже спустилась ночь, а до рассвета нам предстояло перенести его домой. Мы не знали, как взяться за дело, голова шла кругом, и много времени ушло на размышления. Наконец мы извлекли из сундука две трети его содержимого и после этого, тоже не без труда, вытащили сундук из ямы. Вынутое сокровище мы спрятали в кустах ежевики и оставили под охраной нашего пса, которому Юпитер строго приказал ни под каким видом не двигаться с места и не разевать пасть до нашего возвращения. Затем мы подняли сундук и поспешно двинулись в путь. Дорога была нелегкой, но к часу ночи мы благополучно пришли домой. Слишком измученные, чтобы идти обратно — ведь и человеческая выносливость имеет предел, — мы поужинали и дали себе отдых до двух часов, а потом, захватив три больших мешка, оказавшихся, на наше счастье, в хижине, и не задерживаясь более, отправились назад. Около четырех часов утра мы подошли к тюльпановому дереву, разделили оставшуюся добычу на три примерно равных части и, оставив ямы незасыпанными, снова пустились в путь и сложили золотую ношу в хижине, когда первые слабые проблески зари едва показались на востоке над верхушками деревьев.
Мы изнемогали от усталости, но внутреннее волнение не покидало нас. Проспав три-четыре часа беспокойным сном, мы, словно уговорившись заранее, поднялись и стали рассматривать наше сокровище.
Сундук был полон до краев, и мы потратили весь день и большую часть ночи, перебирая драгоценности. Они были свалены как попало. Видно было, что их бросали в сундук не глядя. После тщательной разборки выяснилось, что доставшееся нам богатство даже значительнее, чем нам показалось с первого взгляда. Одних золотых монет, исчисляя стоимость золота по тогдашнему курсу, было не менее чем на четыреста пятьдесят тысяч долларов. Серебра не встречалось совсем, только лишь золото иностранного происхождения и старинной чеканки — французское, испанское, немецкое, несколько английских гиней и еще каких-то монет, нам совсем незнакомых. Попадались большие и тяжелые монеты, стертые до того, что нельзя было прочитать надписи на них. Американских монет ни одной. Определить стоимость драгоценностей было труднее. Бриллианты изумили нас своим размером и красотой. Всего было сто десять бриллиантов, и среди них ни одного мелкого. Мы нашли восемнадцать рубинов удивительного блеска, триста десять превосходных изумрудов, двадцать один сапфир и один опал. Все камни были вынуты из оправы и брошены в сундук небрежной рукой. Оправы же, перемешанные с другими золотыми вещами, были сплющены ударом молотка — видимо, для того, чтобы нельзя было опознать драгоценности. Кроме того, что я назвал, в сундуке было множество золотых украшений, около двухсот массивных колец и серег; золотые цепочки — всего тридцать штук, если я не ошибаюсь; восемьдесят три больших тяжелых распятия; пять золотых кадильниц огромной ценности; большая золотая чаша для изготовления пунша, изукрашенная виноградными листьями и вакхическими фигурами искусной ювелирной работы; две рукоятки от шпаг с изящными чеканными украшениями и еще много мелких вещиц, которых я не в силах вспомнить. Вес этих драгоценностей превышал триста пятьдесят английских фунтов. Я уж не говорю о часах: их было сто девяносто семь штук, и трое из них стоили не менее чем по пятьсот долларов. Часы были старинной системы, и ржавчина разрушила механизм, но украшенные драгоценными камнями золотые крышки были в сохранности. В эту ночь мы оценили содержимое нашего сундука в полтора миллиона долларов. В дальнейшем, когда мы продали драгоценные камни и золотые изделия (некоторые безделушки мы оставили себе), оказалось, что наша оценка клада была слишком скромной.