— Всю ночь собиралась?
Ожидал ее ответной улыбки, чего-нибудь вроде шутки, но Валя серьезно сказала:
— Нет.
Пока была местная дорога, потряхивание Филки воспринималось нормально — асфальт давно не подновляли, и не то чтобы он был весь в колдобинах, но битум вымылся, изжарился солнцем, и камушки торчали из его остатков, как крошечные кочки, по которым легковушки ехали мелко дрожа. Дрожали и старенькие «жигуленки» и «москвичи», и вольво с мерседесами.
Выбрались на федералку, и сразу стало ясно, что не в одной дороге дело. Пружины подвески наверняка плохо сжимались и разжимались — ехать было попросту жестко; Филка явно заваливалась на правую сторону; когда скорость становилась больше восьмидесяти, начинала трястись, как немощная старушка, которую торопят. Что-то постукивало, царапало, хрустело.
Посмотришь телевизор, в интернет заглянешь — повсюду о станциях техобслуживания, диагностике и тому подобном. В больших городах, может, так и есть, а у них. У них в Кобальтогорске станции нет, заправка и то на грани закрытия, говорят, что горючее завозить, операторам платить дороже, чем ее содержать. Большинство заправляется в городе — там дешевле.
Если оставить машину в эстэо в городе, то как добираться до поселка? Рейсовые автобусы не ходят почти по всей области. Отменили, когда Илья был маленьким. Перед каждыми выборами о них вспоминают, начинают требовать, руководство обещает, иногда даже запускает, но через пару недель маршруты вновь закрывают: автобусы пустые. Те, кто без машин — безлошадные, — просятся со знакомыми.
Илья добирается на каникулы так: поторчишь на площади перед автовокзалом, слушая призывы мужиков- водителей: «Ильинка... Подхребтинское два места осталось... Белый Камень... Кобальт...» — и наберется три- четыре человека, едущие в их Кобальтогорск. Скидываются и погнали.
Пейзаж на протяжении почти всего пути одинаковый. Если ехать из поселка — сначала тайга и горы, дорога петляет, то взбираясь на очередной перевал, то спускаясь в долину. А потом деревья резко кончаются, небольшая полоса полей, а дальше желтая степь с редкими, напоминающими шишки на теле, холмами.
Нет, не совсем холмами — эти были выше, и склоны у них круче, порой почти отвесные. Илье нравилось название «шихан».
С цепью гор, с увалами все, в общем-то, ясно — в эпоху молодости планеты происходили сдвиги плит, одна наползала на другую, и получались хребты. То высокие, то нет. А вот эти одиночные. Как, от чего возникли они? За два курса Илья успел многое узнать о строении Земли, но часто не верил теориям, объяснениям, даже аксиомам.
Такие одиночные полугоры-полухолмы, считается, остатки рифов древних морей; часто они состоят из известняка. Но у них тут не было моря, и «шиханы» имели разное строение — одни из песчаника, другие из гранита, третьи из самых настоящих булыжников, из четвертых, словно хребты динозавров, торчали огромные пластины камня-плитняка.
Воображение постоянно рисовало Илье эти шиханы как рукотворные. Что те древние люди, чьи могилы иногда находят в степи, несли, тащили, волокли в определенное место булыжники, плитняк, валуны, гранитные глыбы; нагромождали друг на друга. Постепенно камни заметались землей, зарастали, становились частью дикой природы. А там, под ними, лежат самые знатные вожди, самые храбрые воины, самые красивые женщины. Слишком правильные склоны были у этих полугор-полухолмов, почти на равном расстоянии друг от друга они располагались.
Местами степь становилась совсем скудной, превращалась чуть не в пустыню. Песок некрепко стягивали корнями вечно полумертвые травы, но кое-где он прорывался наружу, и возникали коричневато-желтые гребнистые плеши, напоминающие молодые барханы.
И вот вроде без всякой причины пейзаж меняется — трава становится гуще, выше, белеет колосьями-перьями ковыль, появляются кусты караганника, а то и редкие вязы с круглыми кронами. Совсем саванна, только зебр с жирафами не хватает. Потом — снова полупустыня с лезущим наружу песком.
Иногда трасса пересекает речки, текущие все в одну сторону — к великой реке, делящей Россию на две почти равные части. И берега одних почему-то совсем пусты, а других непролазно заросли тальником, облепихой, тем же караганником, который здесь превращается в деревья и получает название акации.
Впереди появляется каменная стена. Без вершин и пиков. Ровная, будто по ней прошлись гигантским рубанком. Это Солданский хребет. Вот перевалят его и там километрах в пятнадцати — город. А в городе рынок.