— Подчистил контакты, — выбрался папа из глубины сплетений механизмов и шлангов, положил надфиль на бортик, вытер руки тряпкой. — Попробуй, а я гляну.
Илья снова сел за руль. Выждал несколько секунд, глядя на фиолетовое, с красноватыми, как язвочки, точками пробивающейся сквозь краску ржавчины полотно капота за лобовым стеклом. Просил мысленно: «Заведись. заведись». И повернул ключ зажигания вправо.
Тух-тух-тух, — зафыркало.
Это уже не мертвые пощелкивания. Оживает!
— Погоди, — голос папы, — подтяну сильнее. — И через минуту: — Давай.
На этот раз Филка завелась, и звук мотора был мягкий, размеренный, надежный.
— Ну вот, — счастливое лицо папы, заглядывающее в кабину, — даже снимать стартер не пришлось. Выгоняй.
Он, конечно, замечает, что Илья не горит желанием водить машину, но при любой возможности сажает его за руль. На будущее, наверно.
Захлопнулся капот, открылись ворота гаража, и Илья задним ходом выехал на улицу.
Да, Филка была в порядке, и сразу забылась безнадега, только что вяжущая душу. Вернулась бодрость и желание работать. Зарабатывать. И не хотелось думать, преступно было сейчас думать о том, что давным-давно выработавшая все свои ресурсы машина в любой момент может сломаться окончательно. Здесь, в гараже может сломаться, на трассе в город, на таежном проселке...
Эти мелкие поломки как предупреждение. Так зуб дает знать, что необходимо побывать у стоматолога — легкий дискомфорт, реагирование на горячее или сладкое, потом слабая боль, потом острая. Можно полоскать рот содой, чеснок к руке привязывать, класть на зуб ломтик сала. И добьешься того, что десна в конце концов вздуется, и все равно побежишь в поликлинику, где зуб уже бесполезно будет лечить. Только рвать.
Так и с Филкой. Она подает сигналы: найдите мне замену, я устала, я вот-вот развалюсь. Но если Илья возьмет и предложит: «Давайте на заработанное купим старый внедорожник. Какая-нибудь „Тойота” старенькая, она все равно крепче, чем наша. Сейчас за копейки можно», — то увидит в глазах родителей изумление и обиду. «Мы на твою учебу деньги зарабатываем! Филка нам помогает».
Ну да, ну да, так оно вроде и есть. Но она скоро крякнет, и родители это знают, только вот неоткуда взять пятьдесят-семьдесят тысяч, чтобы купить машину надежней. Их вон, по телевизору показывают, тысячами, не разбирая, сплющивают и отправляют на переплавку или еще куда. Одну бы из них им отдали.
Илья усмехнулся этой своей детской мыслишке, вылез из машины, пошел в дом за вещами.
Сегодня отправлялись на разведку, но если повезет, это будет «разведка боем». Собрали ведра, коробки, бидоны, кружки, пакет с едой, воды побольше, и не только для себя, но и для Филки. Она, как старуха, часто задыхалась на каменистых тягунах, подскакивала температура, и ее приходилось поить, вливая в радиатор литр, другой воды.
Поехали папа, мама и Илья. Сестра Настя осталась следить за домом.
— К вечеру котлеты пожарь, там фарш остался. Не забывай у кур поилку проверять, — давала последние указания мама, устраиваясь на переднее пассажирское сиденье; Илья поместился, как и раньше, когда был маленьким, сзади.
— Да, не забуду, — вяло отвечала сестра.
Она стала какой-то блеклой за те месяцы, пока Илья ее не видел. Никогда не отличалась живостью, резвостью, не хохотала, любила играть одна, часто сидела в гараже в Филке, включив фонарик (зажигать подсветку в салоне ей не разрешали, чтобы не разряжался аккумулятор). Она походила на Валю и этим была еще дороже Илье, и в то же время. Когда ты такая в десять — двенадцать лет, это может даже умилять, но если останешься тихой и простой навсегда — за тебя страшно. Как проживешь, как устроишься в этом мире?.. И с учебой в школе неважно, учителя говорят, что плохо запоминает, долго вникает, соображает, инициативы ноль — руку ни за что не поднимет.
Подобных Илья встречал все больше. Где-то вычитал — они рождаются такими потому, что матери во времени беременности пили антибиотики, и что-то важное в плоде от этого меняется.
Но вряд ли дело в антибиотиках. Скорее всего, природа всегда создавала более или менее равными частями и активных, и спокойных, и простых, вот только в последнее время тихие, простые стали слишком выделяться: жизнь ускоряется, усложняется, все спешит, бурлит, а они — растерянно замерли. Чтобы что-то сделать, чего-то добиться, необходимо активничать, тянуть руки, а они — жмутся, руки прячут. Они не для бурления созданы.
Вот в древности брали в воины не всех подряд юношей, а только тех, кто выделялся, имел к этому склонность, и учеными старались сделать не каждого; не все девушки становились торговками, горничными, а из знатных — светскими львицами. Кто-то землю пахал и находил в этом счастье, кувшины лепил, кто-то за пяльцами сидел, белье стирал, еду готовил, книги читал в уединении... А теперь всех под одно, и если отличаешься — дебил, умственно отсталый...