Бьёрклунд Элисабет
Золотые ключики
Элисабет Бьёрклунд
Золотые ключики
Был тихий и теплый вечер, косые лучи солнца поблескивали на окнах дворца. Большая дорога, что тянулась через все королевство, была пустынна: ни кареты, ни всадника, лишь три старухи брели по ней вдалеке. А посреди луга, что позади дворца, сидела и пела маленькая пастушка Лена.
Во дворце отворилось окно, и в нем показался белый колпак главного повара.
- Послушай, дружочек, - крикнул повар, - до чего же хорошо ты поешь! Кабы жив был покойный король, благословенна будь его память, я бы дал тебе блестящий дукат, да только с тех пор, как стала править королева, дукаты повывелись.
- Упаси вас бог, главный повар! - воскликнула одна из поварих. - Что это вы такое говорите! Не ровен час, королева услышит, тогда не сносить вам головы!
- Так ведь она отправилась на охоту. А иначе никто не посмел бы даже выглянуть в окошко. Да и петь на лугу было бы опасно. Милая пастушка, обратился повар к Лене, - я тебя накормлю досыта за твою прекрасную песню.
Маленькая Лена встала и поклонилась.
- Спасибо, господин главный повар, - сказала она, - да только я сейчас вовсе не голодна и рада петь просто так, даром. А коли вы, господин главный повар, хотите порадовать меня, накормите лучше трех нищенок, что идут по дороге.
И она снова запела, да так красиво и задушевно, что главный повар растроганно захлюпал носом, а у поварих выступили слезы на глазах.
- Вы только поглядите на нее! - шептали они, - как красива эта девушка! Не хуже королевы! Не правда ли, она похожа на королеву?
Три старушки свернули с большой дороги, медленно побрели по лугу и подошли так близко ко дворцу, что можно было их разглядеть. Они в самом деле походили на нищенок, до того изношена и безобразна была их одежда.
Старушки шли, надвинув капюшоны на глаза, сгорбившись, тяжело опираясь на посохи. Их широкие плащи развевались на ходу; они громко разговаривали между собой на чужом, непонятном языке.
- Вот, возьмите, возьмите, - сказал главный повар, протягивая им в окно каравай хлеба. - Берите и скажите Лене спасибо за угощение!
В эту самую минуту из ближнего леса донеслись звуки рожка, лай собак и топот копыт. Это возвращалась во дворец королевская охотничья свита. Охотники поскакали напрямик по лугу, не обращая внимания на овец, которые шарахались в стороны. Впереди скакала сама королева. Хороша была она, что правда, то правда. Придворные говорили ей, что краше ее не сыскать во всем королевстве, и лжи в этих словах была лишь самая малость. Правда и то, что она была ужасно злая. За спиной придворные называли ее самой злой женщиной в семи королевствах, и в этом не было ни капельки вранья.
Главный повар увидел королеву слишком поздно, он стал белее своего колпака и отпрянул от окна. Но королева уже заметила его.
- Это что еще такое, - закричала она, - никак ты раздаешь нищим королевский хлеб?
Она подъехала к трем старухам и бросила на них грозный взгляд.
- Что это за сброд? И не стыдно вам слоняться возле моего дворца и клянчить милостыню у моих слуг?
- Мы пришли не просить милостыню, - сказала одна из женщин, - а раздавать дары.
Королева засмеялась громко и насмешливо:
- Вы только послушайте этих побирушек! И кому же вы собираетесь раздавать свои драгоценные подарки?
- Тому, кто их достоин, - ответила другая женщина.
- Подумать только! - воскликнула королева. - И кто же их достоин?
- Не ты, королева, - ответила третья.
Тут королева подняла хлыст, чтобы ударить их, но хлыст сломался пополам.
- Травите их собаками! - приказала она слугам.
Но собаки не стали слушаться, поползли назад, попрятались за спины слуг.
- Вон из моего королевства! - закричала королева в диком гневе. - И не смейте попадаться мне на глаза!
- Когда чаша терпения переполнится, - сказала первая женщина, - ты увидишь нас снова. Тогда придется тебе за все ответить.
- Я велю заковать вас в железо, будете чахнуть в темнице глубоко под землей! - не унималась королева.
- Когда придет пора, - отвечала другая, - мы залечим нанесенные тобой раны.
- Чтоб вам пусто было, чтоб вас мучили злые сны, чтоб вас извели чума и все болезни на свете! - закричала обезумевшая от злости королева.
- Когда час пробьет, - сказала третья, - ты сама станешь злым сном.
Потом незнакомки медленно прошли сквозь толпу, и ни у кого не поднялась рука схватить их. Королева словно окаменела, от злости не могла вымолвить ни слова. А старухи уходили по дороге все дальше и дальше от дворца. Их плащи развевались, словно большие черные крылья; они громко разговаривали между собой на непонятном, чужом языке.
И пастушка Лена вдруг пошла за ними, сначала медленно, а потом все быстрей и быстрей и нагнала их.