— Кто посягает на дом усопшего, сам умрет преждевременно. В этом камне живет демон. Он покарает нас.
Я засмеялся:
— Мертвые благосклонны к людям вроде нас, военных. Впрочем, не мы первые ночуем здесь, мне кажется. Сейчас разведем огонь.
Я заглянул в таинственное отверстие.
— Хозяин, — взмолился Котус, — не шути с ним.
— Неси сюда наши сумки. Я бы сейчас лошадь съел!
Он нехотя повиновался, принес сумки и встал рядом со мной. Ветер шелестел еловыми ветвями. Вдалеке два раза заржала лошадь.
— За нами не могли следить?
Я почувствовал, как дрогнуло его плечо.
— Нет, не должны.
Появилась крохотная птичка и вспорхнула на край камня. Она недолго изучала нас блестящим глазком, затем решила склевать оброненные крошки. Я почувствовал, как снова вздрогнуло плечо моего компаньона.
— Ешь, Котус. День будет нелегким.
— Эта птица…
— Что же она?
— Это чья-то растревоженная душа… душа, которая ищет…
Я снова усмехнулся. Котус спросил:
— Какой ты веры?
— Веры? Я верю в некую силу, которая движет звезды, людей… вот и все.
Он вздохнул.
— Перед пожаром, который разрушил твой дом, к нам заходил один человек. Это был торговец из Иерусалима. Он сказал нам, что скоро родится ребенок, который воцарится во всем мире, установит справедливость и равенство.
— Ты считаешь, что это необходимо?
— Да, нам справедливость и равенство очень нужны.
— Но почему же ты боишься мертвых?
— Он еще не родился, этот ребенок…
— Подумай, что плохого могут сделать тебе несчастные покойники? Они спят вечным сном, им ничего от нас больше не нужно. Ответь мне, что за зло они должны тебе причинить? Чем мы их обидели? Мы такие же, как они, по сути: вся разница между нами в том, что они скелеты без плоти, а мы — скелеты во плоти…
Я не убедил его. Он боялся шевельнуться и все шептал неразборчиво свои молитвы, которым его, как и меня, научила в детстве мать. Несколько раз он вскакивал будто бы для того, чтобы проверить лошадей, да так возле них и остался ночевать, завернувшись в одеяло.
У меня же было легко на сердце. Я вдыхал аромат сосновой хвои, которой была устлана поляна, терпкий запах перегноя, под которым покоились останки неизвестного человека. В отверстии, которого испугался Котус, что-то поблескивало.
Глава IV
До прибытия в Ратиак мы пересекли значительную часть земли пиктонов. Из этого путешествия мало что осталось у меня в памяти. Это был край, поросший лесом, рассеченный оврагами. Встречались крупные озера, соединенные между собой болотами, на них жили озерные люди. Эти серые безмолвные пространства водной глади необъяснимо притягивали меня. Обитатели их жили в плавучих деревушках и питались в основном рыбой, которую ловили громоздкими садками из ивовых прутьев или на костяные крючки. Они были одеты в шкуры, волосы и бороды их достигали устрашающей длины. Их убогие хижины сообщались с берегом при помощи хлипких мостков, которые убирались на ночь. Однажды мы попытались ступить на одну из этих дорожек, и сразу же со всех сторон из камышей к нам устремились лодчонки; гребцы в них угрожали нам, размахивая луками, и яростно вопили. Это были дикие люди, напоминавшие наших предков в дни основания мира.
К счастью, в деревнях нам оказывали более радушный прием, хотя до самого Ратиака мы ели только собственный хлеб и ночевали под открытым небом. В деревнях люди жили в достатке, который сказывался благодаря занятию земледелием. Земля здесь была настолько плодородной, давала такие обильные урожаи пшеницы, что люди довольствовались небольшими клочками, расчищенными от леса. Каждый окружал свою пашню густым кустарником и кольями. Крестьяне-пиктоны походили на наших крестьян, правда, они носили штаны и гетры, а короткие туники иногда оторачивали мехом. Эти лесные землепашцы не испытывали еще нужды объединяться в тесные деревни, но селились как можно ближе к укрепленным строениям знати, разбросанным по всему краю.
У одного из таких землевладельцев мы остановились однажды на ночлег. Впервые я попал в дом к знатному галлу. В окружение этого господина — его звали Карвилием — входило несколько воинов. Все они были одеты очень ярко. На самом Карвилии была рубаха в красно-черную клетку, золотое ожерелье на груди. Обстановка в доме, словно для контраста, была более чем скромной. Никакой мебели, кроме окованных железом сундуков, в зале не было, мы сидели на вязанках хвороста. На волчью шкуру, которая служила кому-то постелью, то и дело вспрыгивали куры, а из соседней комнаты вышла свинья и устроилась прямо возле Котуса. По кельтскому обычаю, каждый из присутствующих мог задать нам любой вопрос. Они все хотели знать о нас сию же минуту: кто мы, откуда, куда едем, с какой целью? Но когда они узнали, что мы спасались бегством от римских солдат, то стали переглядываться, и наконец старший из них сказал: