Это была Фроська. Полковник сухо выслушал ее сообщение, что вечером, часа за три до взрыва, она встретила лейтенанта Павлюка, идущего домой с вином. Утром она хотела спросить старуху насчет попойки Павлюка с Галиной, но Оксана Ивановна не появилась в обычное время у колонки, и Фроська в нетерпении сходила к ней домой. Однако в открытом настежь доме никого не было. Фроська заторопилась в гестапо.
Она явно злорадствовала, наслаждаясь мыслью, что старухе теперь каюк. Но ее донос вызвал неожиданную реакцию. Полковник не мог допустить, чтобы о деле, от которого зависело его будущее, трепали языком всякие шлюхи. Внезапно он разразился отборными ругательствами и предложил начальнику гестапо убрать эту наглую особу, осмелившуюся следить за офицерами германской армии.
Фроська рухнула на колени, обливая слезами сапоги фон Крейца. Полковник брезгливо отдернул ногу и нечаянно двинул ее сапогом по губам. Начальник гестапо с полуслова понял, что оберст желает замять эту неприятную историю и будет очень доволен, если непрошенная свидетельница исчезнет. В прифронтовой полосе влияние фон Крейца было слишком велико и опасно, чтобы не посчитаться с его желанием. Участь Фроськи была решена. Она рвала на себе волосы, когда ее волокли из кабинета.
В девятом часу Галина потребовала проводить ее к фон Крейцу. Всякое гостеприимство должно знать меру, пусть оберст распорядится отвезти ее домой. Но она выбрала неудачное время. Штирнер шел сзади, держа в кармане руку с пистолетом. Они поднимались по лестнице, когда начальник гестапо вывел притихшую Фроську из коридора на площадку. Увидев Галину в сопровождении офицера, Фроська обомлела. Потом, стоя вполоборота, дико закричала, указывая пальцем на Галину:
— Вот она, господин начальник! С этой Галькой лейтенант выпивал. И мать у нее заядлая коммунистка! Ее хватайте! Ой, что вы!
От сильного удара Фроська согнулась. Начальник гестапо оттолкнул ее к перилам и с галантной улыбкой повернулся к Галине. Эту даму он видел с адъютантом командующего и на всякий случай вежливо притронулся двумя пальцами к фуражке.
Галина ответила ему такой же вежливой улыбкой и, словно не замечая скорчившуюся Фроську, пошла, постукивая каблучками по коридору, но в душе ее что-то дрогнуло. «Эх, Иван Трофимыч, где-то вы сейчас? — с мрачной иронией подумала она, стараясь не утратить той душевной собранности, того ровного настроения, которое одно могло помочь ей сыграть до конца свою роль. — За ваши грязные знакомства мне придется расплачиваться!» Она понимала, что донос Фроськи может стать роковым для нее, и готовила в уме подходящую версию.
Но судьба Павлюка и даже взрыв аппаратной занимали полковника меньше, чем обер-лейтенант фон Хлюзе. Дружба с бароном, которая обещала столько выгод, оборачивалась для полковника катастрофой. Высокопоставленный дядя обер-лейтенанта, зная об этой дружбе, просил фон Крейца приглядывать за племянником.
И если барон погиб, то виновников его смерти постигнет страшная кара. В первую очередь — эту милую фрейлейн! Что поделаешь, при поражении надо перестраиваться! Фон Хлюзе-старший был бы многим обязан полковнику, если бы фон Крейц спас его племянника от пылкой любви к славянке. Печально, что лопнул этот чудесный вариант. Теперь полковник изобразит гибель обер-лейтенанта, как подвиг во славу фатерланда. Только так можно отвести от себя гнев фон Хлюзе-старшего. Генерал подпишет и это письмо, и представление своего адъютанта к награде, он не посмеет возражать. А фрейлейн Галина… С фрейлейн будет серьезный разговор…
…По левую руку янтарь, по правую бирюза. Далеко позади шумное многолюдье пляжа. Простор, тишина, ласковый воздух в лицо. Раскаленный песок хрустит, осыпается, обжигает босые ноги. Сухая кромка чуть приподнята над влажной бурой полосой, с которой целуется и шепчется кроткая волна.
Чуть влево ступня вминает мокрый песок, вокруг глубокого следа разбегается желтизна. Воспаленные пятки впитывают прохладу моря — хорошо! Приподнимаясь на цыпочках, она вскидывает руки над запрокинутой головой, жмурит глаза. Словно тугая струна задрожала звеня. Купальник обтягивает горячее тело, косы зажаты резиновой шапочкой. Какое блаженство, когда сила и радость переплескивают через край, когда в мажорном безветрии дня рокот штилевого прибоя, как рокот рояля в первом концерте Чайковского!