— Нарочно в пакостном виде сберегал, товарищ офицер, — сказал он, горделиво глядя на Рябинина поверх очков. — Я знал, что потребуется. Керосинчиком раз-раз, и будет чистенькое, как из цинкографии. Изволите видеть, «Ленинский путь», клишированный заголовочек нашей городской газеты.
Это было превосходно, и Турушин так же внезапно проникся симпатией к хитрому запасливому старичку. Оказалось, что метранпаж уже выбрал из этого ералаша две кассы газетного шрифта. Лейтенант попросил показать ему печатный цех, и они спустились вниз.
Капитан выдернул из вороха грязных бумаг газетный лист, прочел вслух заголовок «Новое знамя», а на обороте «издатель и редактор Б. Кузнецов». Это был еженедельный городской листок, который оккупанты использовали для антисоветской пропаганды.
— Значит, эта же личность хотела сжечь типографию? — спросил капитан.
Рябинин пожал плечами.
— Мразь! Проходимец, доморощенный писака! Много мне крови попортил.
— И где ж он?
— Даже не знаю, когда он скрылся, — сказал Рябинин, внезапно пожалев, что в спешке последних дней не успел захватить его. — У мерзавцев, товарищ капитан, тончайший нюх на перемену погоды.
Лейтенант вбежал с веселым криком:
— Порядок в танковых частях, товарищ капитан. На «бостонке» отпечатаем. К вечеру газета будет, ручаюсь! В комендатуру сам занесу!
Капитан удовлетворенно сказал:
— Тем лучше, оставайтесь, делайте. А мы теперь куда, товарищ Рябинин?
— В пекарню, — сказал Рябинин. — Городу нужен хлеб!
— Верно, — согласился капитан. — Займемся хлебом…
Они двинулись к выходу, но лейтенант остановил их.
— Вы ж мне не досказали, товарищ Рябинин! Мне же очерк надо написать, иначе что ж за газета будет!
Рябинин склонил голову. Он считал своим долгом рассказать корреспонденту о тех, кто погиб за освобождение города. Когда-нибудь во всех освобожденных городах и селах на площадях воздвигнут прекрасные памятники павшим в борьбе, золотом выльют их имена. А пока пусть люди узнают о них из газеты. Но у него не было времени, и он все утро говорил с лейтенантом на ходу.
— Я рассказал вам все, — глухо сказал он, вынимая из внутреннего кармана футляр. Он открыл его и положил на ладонь три золотые коронки. — Почти все. Вот это мне принесли вместе с портфелем полковника фон Крейца. Его машину разбило бомбой за городом. Это последняя моя работа — два резца и один клык, — все, что осталось от нее…
Офицеры с почтительной печалью смотрели на тусклое червонное золото коронок. Лейтенант от волнения побледнел.
— Я так и назову свой очерк: «Золотые коронки».
— А я бы назвал его так: «Прощай, отважный человек!» — сказал Рябинин, посмотрев в глаза лейтенанту, и вышел; комендант последовал за ним.
Жизнь в городе начиналась сызнова. Они спешили помочь ее возрождению.