Следующие два дня мы проверяли ловчие сети и прочее снаряжение, читали наличную литературу о Родригесе и использовали каждую свободную минуту, чтобы поплавать с маской у рифа, любуясь бесконечным разнообразием многоцветных картин обитающей на нем и около него морской фауны. До нас дошло, что Вахабу оказалось не так-то просто раздобыть плод джак, а на Родригесе впервые за восемь лет идет дождь. Мы тогда не придали большого значения этим слухам, а между тем речь шла о вещах, которым было суждено существенно повлиять на наши планы.
За два дня до нашего вылета на Родригес позвонил Вахаб и сообщил, что ему удалось выследить и реквизировать для нас последний и единственный на острове Маврикий плод джак. Каковой он и посылает нам с нарочным.
— Плод уже спелый, Джерри, — объяснил он, — так что лучше во что-нибудь завернуть его, чтобы запах сохранился, и держать подальше от тепла.
— Это каким же образом? — саркастически вопросил я, вытирая потный лоб. — Я и сам не прочь бы оказаться подальше от тепла.
— Но ведь у тебя номер с кондиционером? Вот и держи его там.
— В моем номере уже хранятся двадцать четыре пучка бананов, два десятка авокадо, штук двадцать ананасов, два арбуза и четыре десятка манго — все это мы припасли для охоты на этих чертовых крыланов. Фруктовый базар в Порт-Луп меркнет перед моим номером. Впрочем, один плод джак такой уж роли не сыграет, верно?
— Верно, — ответил Вахаб. — Да, кстати, этот неожиданный дождь на Родригесе… Он может повлиять на ваши дела.
— Как повлиять? — встревожился я, ибо любая задержка сокращала срок, отведенный нами на поимку крыланов.
— Понимаешь, аэродром на Родригесе — земляной, — объяснил Вахаб. — Он совсем раскис от дождей. Вчерашний самолет вынужден был вернуться. Ладно, будем надеяться, что все обойдется.
— Дай-то бог, — уныло произнес я. — А то ведь, если долго прождем, придется вовсе отменить это путешествие.
— Ну, что ты, до этого не дойдет, я уверен, — весело произнес Вахаб. — Непременно дай знать, если еще что-нибудь понадобится. А плод джак жди в первой половине дня. Пока.
Наши телефонные переговоры с Вахабом всегда начинались и оканчивались одинаково внезапно.
Плод джак, запеленатый в полиэтилен и дерюгу, прибыл около полудня в объятиях лесничего в щегольской форме. Судя по размеру свертка, плоды этого сорта были куда крупнее, чем я думал. Мне представлялось нечто величиной с кокосовый орех, но плод явно не уступал размерами большому кабачку. В пути сверток сильно нагрелся, поэтому я отнес его в спальню и почтительно развернул, открывая доступ прохладному воздуху. Моим глазам предстал безобразный с виду зеленый шишковатый плод, смахивающий на трупик марсианского младенца. Впечатление это усиливалось тяжелым, сладковатым и весьма едким духом, напоминающим о гниющих останках. Мне еще предстояло узнать, что этот тошнотворный густой аромат все пропитывает и всюду проникает, как бывает с керосином, попавшим в неопытные руки. В невероятно короткий срок весь номер приобрел запах огромного плода джак — нлп морга с испорченной морозильной установкой. Наша одежда пахла джа-ком, пахла обувь, пахли книги, фотоаппараты, бинокли, чемоданы и сети для ловли крыланов. Выбежав из гостиничного номера, чтобы глотнуть свежего воздуха, вы обнаруживали, что запах не отстает от вас. Вся округа смердела плодами джак.
В попытке спастись от вездесущего аромата, мы отправились па риф и погрузились в воду. Пустая затея — можно было подумать, что у каждого в маске по плоду джак. Все, что мы ели за ленчем, было приправлено джаком, в обед — то же. В день отъезда за завтраком с привкусом джака я был счастлив, что мы вылетаем на Родригес, где можно будет оставить сатанинский плод в лесу и избавиться наконец от его миазмов.
Стоило нам прибыть в аэропорт, как через несколько минут зал ожидания наполнился запахом джака до такой степени, что остальные пассажиры начали покашливать и беспокойно озираться. Нашу разношерстную компанию вполне можно было принять за угонщиков: уж очень странно выглядел наш багаж — горы каких-то сетей и набитые самыми неожиданными фруктами корзины, посреди которых лежал и прел запеленатый в дерюгу и полиэтилен джак.
А когда пришла пора регистрироваться, выяснилось, сколь пагубен для нашего дела первый за восемь лет дождь на Родригесе, будь он трижды желанным для самого острова. Родригес явно страдал от нехватки не только влаги, но и денег, а потому нашему самолету было предписано доставить туда добрую толику сего дефицитного продукта. К сожалению, деньги не только полезны, но и тяжелы на вес. И так как дожди превратили аэродром в трясину, излишний вес никак не устраивал авиаторов, опасавшихся, что самолет выйдет из подчинения при посадке. Поскольку деньги, разумеется, важнее всего на свете, даже на краю света, пассажирам было предложено облегчить свой багаж. Мы лихорадочно принялись отбрасывать наиболее тяжелые предметы одежды и снаряжения, без которых могли обойтись. Получился довольно интересный набор. Если прежде кто-то сомневался в нашей психической полноценности, то теперь сомнения быстро отпали: какой же нормальный человек откажется от рубашек, носков, обуви и других жизненно важных вещей ради бананов, манго и плода джак, чей запах давал себя знать за пятьдесят шагов?
Затем нам пришлось подождать, пока на взлетную полосу выкатил под надежной охраной джип, из которого принялись выгружать для взвешивания ящики с деньгами. Последовала массовая математическая вакханалия с неистовым размахиванием рук и бурными препирательствами; в конце концов до нашего сведения было доведено, что наш багаж, несмотря на жертвоприношения, по-прежнему превышает норму. К нескрываемому удовлетворению мужа, олицетворяющего Палату мер и весов, мы сели и умяли половину наших фруктов. Так и так подошло уже время ленча. В ту минуту, когда мы почувствовали,. что на всю жизнь наелись бананов, диктор объявил, что из-за плохого состояния посадочной полосы на Родригесе вылет откладывается. Просьба явиться завтра в то же время.
Забрав свой плод джак, запах которого стал уже почти смертоносным, мы покатили обратно в гостиницу. Ее персонал только-только успел изгнать из наших спален въедливый аромат, так что нас приняли без особого восторга. На другой день, заменив гниющие фрукты свежими, мы снова явились на аэродром. Почему-то наш багаж решили взвесить повторно; деньги — тоже. У нас обнаружили излишний вес. Я позволил себе усомниться в математических способностях маврикийцев, однако всякий, кто хоть однажды пытался спорить со служащими аэрофлота, знает, что это бесполезный труд. Выбросив практически все, кроме ловчих сетей и одежды, что была на нас, мы сели н опять налегли на драгоценные фрукты. Тот факт, что теперь излишний вес перекочевал в наши желудки, явно не смущал чиновников аэропорта. Меня так н подмывало заодно избавиться от плода джак, но я сознавал, что его миазмы могут приманить крыланов в наши тенета (если раньше того они не отравят либо нас, либо всех рукокрылых в округе). Только мы управились с очередной кучей бананов, как объявили, что вылет опять переносится.
— Если наше путешествие на Родригес и дальше будет продолжаться в том же духе, мне грозит серьезное расстройство желудка, — заключил я, когда мы возвратились в гостиницу, где нас встретили страдальческие лица.
Я и впрямь был обеспокоен: еще одна заминка, и придется вообще отменить всю затею с крыланами. Приближалась дата нашего вылета в Европу.
На другой день, заменив все перезрелые бананы и манго и в сотый раз пожалев о том, что у нас нет герметичного ящика для плода джак, мы опять направились в аэропорт. Снова нас и деньги тщательно взвесили, но на сей раз, к нашему удивлению, нам не пришлось пожирать половину багажа. И вот мы уже сидим в кабине крохотного самолетика в разношерстной компании пассажиров, которые не без тревоги и скорби восприняли появление в тесной клетушке плода джак. Вооруженная охрана удалилась, самолет покатил по дорожке, взлетел над ярко-зеленым лоскутным одеялом из сахарного тростника, вознесся в гиацинтово-синее небо, оставил позади риф и пошел над густой искристой синью Индийского океана.