Нет, все, что нам нужно сделать сегодня вечером, это назвать время смерти наших несуществующих отношений, чтобы мы оба могли свободно двигаться дальше.
— Ты собираешься это бросить? — спрашиваю я, как только обретаю способность связывать слова воедино. — Ты прожил в Вашингтоне всю свою жизнь. Уйти не может быть легко.
После короткой паузы следует вздох, прежде чем Каллан поворачивается ко мне.
— Это то, что мне следовало сделать давным-давно, но я отложил это на второй план и попытался продолжить свою жизнь здесь. Я знаю, что теперь поехать в Нью-Йорк — это правильно для меня. Все, что я хочу, есть здесь, и я просто избегаю этого.
Я не могу не думать, что в его словах больше смысла, чем он показывает. Что еще есть в Нью-Йорке, кроме его дяди и этой новой работы?
Подойдя к нему, я повторяю его позу и прислоняюсь к перилам.
— Я просто хочу, чтобы ты был счастлив, Каллан. Будь то здесь или в Нью-Йорке, — моя рука лежит на его. — И я точно знаю, что я не тот человек, который делает тебя счастливым.
Его губы приоткрываются, как будто он собирается со мной поспорить, но я быстро перебиваю его.
— Нет, все в порядке, — обещаю я. — Это нормально, потому что те роли, которые мы должны были сыграть в жизни друг друга, мы сыграли в полной мере. На этом мы заканчиваем. Нам больше нечего делать и нам нечего дать. Если бы мы могли дать больше, мы бы не вели этот разговор. Единственное, что у тебя всегда будет, где бы ты ни был — здесь или на другом конце страны, — это моя дружба. Это никогда не изменится и не поколеблется.
Он смотрит на меня, слегка покачивая головой.
— Я не был честен с тобой, Инди. Я вступил в эти отношения, зная, что никогда не смогу дать тебе больше, что это ненадолго. Было несправедливо позволить тебе хотя бы на минуту подумать, что мы станем кем-то большим, чем были на самом деле.
Это странно. Это признание должно ранить, не так ли? Мое сердце должно было бы хоть немного разбиться, зная, что он никогда не хотел большего, но этого не происходит. Я думаю, это потому, что в глубине души я всегда знала, что мы никогда не были чем-то большим, чем краткими блестящими искрами в жизни друг друга. Наш свет быстро померк, но так было суждено.
— Мы оба знали, что это не сработает. У этого всегда был срок годности, — поначалу я была ослеплена его трепетом и не хотела видеть то, что неизбежно лежало перед нами. Но этим летом для меня это стало до боли очевидным, когда мы разошлись, и, казалось, никого из нас это не волновало. Уже несколько месяцев мы живем своей отдельной жизнью.
— Правда в том, что я хотел, чтобы это сработало, — признается он, шокируя меня. — Теперь я понимаю, что мои причины были чисто эгоистическими. Вот почему я никогда не был честен с тобой, и мне искренне жаль.
В моих словах нет и намека на ложь:
— Я верю тебе, и, пожалуйста, не извиняйся передо мной. Это действительно не нужно, — здесь я сильно ошибаюсь. Я имею в виду, черт возьми, сперма его отца течет по внутренней стороне моего бедра, пока мы говорим по душам.
Словно он внезапно занервничал, он выдернул свою руку из-под моей, чтобы с тревогой потереть ею затылок.
— Мне кажется… — он замолкает, все еще неуверенный в себе. — Я чувствую, что я должен тебе больше, я не знаю, честно. Мне нужно еще кое-что тебе сказать.
У меня трясется голова, и чувство вины подступает к горлу.
— Ты действительно мне ничего не должен, Каллан, — пожалуйста, не говори мне больше, потому что тогда я почувствую, что мне нужно сделать то же самое.
— Нет, я должен тебе сказать. Я обещал ей, что сделаю это.
— Ей?
Его красивое лицо щиплется.
— Ага. Ей.
Просто так это имеет смысл. Все невысказанные сегодня вечером слова появляются и становятся на свои места. Недостающие части его потребности быть в Нью-Йорке заполняют все пробелы, и я внезапно чувствую, что вижу полную картину. И я наконец-то чувствую, что вижу и понимаю Каллана Бэйнса.
— Как ее зовут? — моя улыбка искренняя, когда я спрашиваю. Я хочу знать о девушке, которая так сильно завладела его сердцем, что он все забирает и переезжает через всю страну.
Его на секунду сбивает с толку отсутствие у меня гнева; я могу сказать по тому, как за короткий промежуток времени в его глазах отразился широкий спектр эмоций. Каллан колеблется, словно обеспокоен тем, что за моим любопытством скрывается скрытый мотив. Он как будто думает, что я веду себя хладнокровно и нападаю на него только после того, как получу всю информацию.
— Я имела в виду то, что сказала, Каллан. Я хочу, чтобы ты был счастлив, и если именно она делает тебя счастливым, как я могу на тебя за это злиться? — я пытаюсь его уверить.