Я знаю, не видя ни одной лошади внутри, что они стоят больше, чем большинство роскошных автомобилей, и люди, которые садятся на них здесь, находятся в тех же налоговых категориях, что и Астор.
Он достает из кармана куртки ключ-карту и сканирует ее на модном электронном замке. Какого черта у Астора ключ от сарая? Его конек — соколиная охота, а не лошади. Свет мигает зеленым, и он отпускает мою руку, чтобы открыть мне дверь.
Как и мгновение назад, я делаю паузу, прежде чем войти внутрь, и от этого он только закатывает глаза и вырывается раздраженный вздох.
— Тебе нужно приглашение с гравировкой? Войди внутрь, — чтобы убедиться, что я делаю то, что мне говорят, его свободная рука тянется к моей пояснице и слегка подталкивает меня внутрь.
Как и внешний вид, интерьер выполнен из того же кедрового дерева и имеет красивую железную отделку. С двухэтажного потолка свисают даже люстры в деревенском стиле. Между тем, в моем нынешнем сарае уже несколько недель не горит свет в подсобном помещении. Они продолжают говорить, что исправят это, но по состоянию на два дня назад я все еще использую фонарик телефона, чтобы найти свои припасы.
Я стою там, частично испытывая трепет перед этим местом, просто глядя на длинный ряд прилавков по обе стороны сарая. Их должно быть не меньше тридцати, и, судя по всему, они в основном заняты лошадьми. Я тяжело сглатываю, когда чувствую, как боль утраты выходит на поверхность. Пытаясь не потерять самообладание перед Астором, я откашливаюсь и оборачиваюсь.
Мой подбородок падает на грудь, а глаза закрываются, как будто это каким-то образом помогает отгородиться от окружающего мира.
— Я не хочу здесь находиться, — хнычу я.
Но он, конечно, этого не примет. Палец Астора проходит под моим подбородком и заставляет меня посмотреть на него. Нежность, которую я вижу в его бурных глазах, заставляет меня перехватывать воздух. Эта его сторона для меня совершенно новая. Ближе всего я подошла к этому взгляду в ту ночь, когда он впервые поцеловал меня, но даже тогда это не было близко к этому.
— Однажды ты сказала мне, что свистела каждый раз, когда заходила в сарай, почему ты не сделала этого сейчас?
Не могу поверить, что он помнит, как я ему это говорила. В то время я даже не была уверена, что он слушает мои рассказы о привычке, которую я переняла от отца.
— Какой в этом смысл, если я знаю, что он ушел? Когда я знаю, что ответа не будет?
Уголок рта Астора приподнимается в тени улыбки.
— Рассмеши меня.
Мои брови хмурятся, когда я хмурюсь, глядя на него.
— Для тебя это какая-то больная игра? Если так, то мне не весело, Астор.
На это он качает головой.
— Просто сделай это, Инди.
Я неохотно облизываю нижнюю губу и втягиваю в легкие воздух. Я выросла, слушая этот свист, не важно, сколько времени пройдет, это звук, который я всегда смогу воссоздать. Я почти уверена, что освоила его еще до того, как научилась произносить большинство слов.
Звук эхом разносится по огромному пространству и раненым кусочкам моей души. Мое сердце разбивается еще сильнее, когда нас неожиданно встречает оглушительная тишина.
— Видишь? — я фыркаю, слезы наворачиваются на глаза. — Совершенно бессмысленное занятие…
Шум, который я действительно никогда не думала, что услышу снова, заставил весь мой мир остановиться, а сердце болезненно колотилось о грудную клетку. Ржание тише обычного, но я все равно знаю, что оно принадлежит ему. Я бы узнала это где угодно. Независимо от того, насколько оно могло измениться или отличаться, я все равно могла выделить его из толпы сотен.
Я не могу сдержать сдавленное рыдание.
— Он здесь?
Астор нежно обхватывает обе стороны моего лица и большими пальцами вытирает каскад слез. Его следующие слова — это те, которыми я буду дорожить всю оставшуюся жизнь.
— Он здесь, детка.
22
Астор
Сдавленный звук, который она издает, похож на звук боли, когда мы приближаемся к его стойлу, но я знаю другое. Это полное и абсолютное облегчение. Это момент, за который она так упорно боролась. Воссоединение, которое казалось практически невозможным, наконец-то наступило, и этого эмоционального события достаточно, чтобы потрясающе красивое лицо Инди разлетелось на миллион кусочков при виде ее любимой лошади.
Руки Инди закрывают ее лицо, и она без извинений плачет в них. От этого зрелища у меня болит недоступное место в грудине. Никогда за свои сорок два года жизни я не испытывал такого ощущения. Не раньше нее. Моя Инди.