— Так точно.
— Господин Стефенссон, насколько сильно вы заинтересованы в данной теме? — спросил Можайский и прищурил глаза, положив руки на стол и вперив взгляд в Александра.
Юноша всё понял по его взгляду. Конечно, старик Можайский обо всём знает. Знает не только о его проекте аэроплана, а и о его основных характеристиках. Он сейчас просто-напросто испытывает его, проверяя его способность представить своё изобретение. «Ему мог разболтать лишь Ваня. А Ване… Чёрт возьми. Либо Коля, либо Гладерика, — подумал Александр. — В любом случае… Либо сейчас — либо никогда более!». Сделав короткий вдох, юноша ответил:
— Ваше превосходительство, я настолько заинтересован в теме воздухоплавания, что у меня есть собственный проект летательного аппарата.
– Ça semble intéressant4, — сказал Можайский, не отводя взгляда от лица Александра. — И что же это за проект?
— К сожалению, я не был уведомлён о целях визита к вам, ваше превосходительство, посему подробные и точные чертежи лежат в университетской библиотеке. Я сделаю, если вы позволите, некоторые зарисовки на бумаге, а если вы пожелаете — я принесу основные чертежи.
— Если вам нужен лист для объяснения, можете взять один у Петра Васильевича. Карандаш также в вашем распоряжении. Я внимательно слушаю вас.
— Благодарю, — сказал Александр и, взяв лист бумаги с карандашом, нарисовал фюзеляж и два крыла. — Для начала — характеристики. Скажу сразу, что я не представляю точную её массу, поскольку не знаю точное количество деталей. Мотор будет установлен такой, что сможет разогнать машину до ста пятидесяти узлов. Её крыльевые поверхности позволят набрать ей высоту в три с половиной тысячи футов над уровнем моря. Летательный аппарат рассчитан на одного воздухоплавателя при дополнительной полезной нагрузке и на двух при её отсутствии.
— Неужто ваша форма двухъярусного крыла поможет набрать такую высоту? — спросил удивлённый Можайский.
— Так точно. При наборе высоты и скорости растёт и сила у завихрений. Двухъярусная форма крыла будет в большей мере расщеплять набегающие вихри на мелкие, ничего толком не значащие. К тому же на такой большой скорости традиционная конструкция рискует просто развалиться. Моя модель гипотетически может выдержать и виражи.
— Вот как… — молвил Александр Фёдорович. — Что же, мне достаточно этого. Скажите, Александр, являетесь ли вы дворянином?
— Н-никак нет, ваше превосходительство, — проговорил явно растерянный таким неожиданным вопросом юноша.
— А кем будете?
— Из ремесленников.
— А ваши батюшка с матушкой откуда?
— Из северной провинции, из глухой деревни.
— Вот оно что… Славно, — молвил Можайский. — Должен отметить, господин Стефенссон, что вы и впрямь человек блестящего ума. Сказать по секрету, моя модель летательного аппарата смогла лишь оторваться от земли, но не пролетела и десятка метров, рухнув недалеко от места запуска. Я вижу, что, поработав над проектом в соответствующей обстановке, вы сможете достигнуть таких высот, каких не достиг ещё ни один инженер. Что же… Можете ли вы дать мне слово, что ваша машина достигнет такой высоты?
— Так точно, ваше превосходительство, — твёрдо ответил Александр, чувствуя, как жар окатывает его с головы до ног. — Мой аэроплан полетит, и полетит так высоко, что увидеть его станет возможно лишь птицам.
— Красиво говорите, мой друг. Вы прошли то испытание, что я вам — грешен! — приготовил. По правде говоря, ваш друг Иван Орлов мне рассказал о вашей разработке. Я сперва не поверил, решив, однако, вас расспросить подробнее. Вы же сами понимаете — такие высоты могут нам только сниться. Что же… Славно, господин Стефенссон! Теперь ваше пожелание, после чего мы можем считаться квитами.
— Что вы… Я не вправе просить у вас что-либо, — смутился Александр.
— Я настаиваю, мой друг, — усмехнулся Можайский. — Надеюсь, служба в рядах эскадрильи «Золотые крылья» пройдёт для вас с пользой. Им требуются такие умы, как вы. Согласны ли вы с сегодняшнего дня состоять в ней? Ведь это, по словам Ивана Николаевича, кажется, было вашим вожделением?
— Так точно, ваше превосходительство, — ответил Александр. Со стороны стало заметно, как загорелись его глаза. — Я согласен.
— Славно! И всё-таки ваше желание так и не было высказано.
Тут-то Александр и вспомнил о своём друге, который тоже изъявил желание вступить в ряды эскадрильи. К тому же, именно так он и представлял совершенный тандем: втроём — и никак иначе. Можайский уже доставал лист бумаги, как юноша сказал: