— Тогда, если говорить честно, то всё двойственно до крайней степени: настроение, обстановка, новые люди. Знаете, с одной стороны прекрасно я прекрасно понимаю, что избрала путь ко своей мечте, и это не может меня не радовать или не греть душу днями напролёт; а с другой… До чего же тяжёл и тернист этот путь, Александр! — тяжело вздохнула Гладерика. — День за днём мы занимаемся физическими упражнениями, постоянно тренируемся и учим теорию воздухоплавания. Что касается обстановки, то здесь так же противоречиво до крайности. С одной стороны — бесконечно прекрасные поля и леса, свежий ветер с севера, со стороны великого нашего озера… Каждый раз, когда я засыпаю вечером в палатке, меня пробивает дрожь от осознания величия тех мест, в которых располагается аэродром. Да и сам он — чудо инженерной мысли! Даже мои товарищи-офицеры восхищаются условиями, что были созданы для нашей подготовки. С другой же стороны — тоска. Невыносимая тоска по родному дому, Александр. Всё такое прекрасное — и такое чужое… Вот, что тяжко! К тому же, дни с самого первого нашего построения стали походить друг на друга как две капли воды. Только сегодня выпала возможность выбраться за пределы этого аэродрома. Каким бы красивым ни было место, рано или поздно свыкаешься с ним, разве не так?
— Истинно… Истинно говорите вы, — кивнул в знак согласия Александр.
— Я рада, что вы поняли меня, — склонила голову девушка. — Ну и, наконец, новые люди. Сколько же радости они мне доставили, а одновременно с этим — сколько горя! Взять хотя бы Гришу Доброва. Человек он порядочный и ответственный, педант и перфекционист, но горе его в том, что того же отношения к возлагаемым обязанностям он требует и от своих подчинённых. Подготовка благодаря ему превращается в сущий ад, и мы все рады побыть без его контроля хотя бы десять минут. Стало быть, и жизнь моя теперь — прочно сплетённые друг с другом блаженство и страдание.
Гладерика вздохнула и на мгновение взглянула своими глубокими синими глазами в окно. В отличие от комнаты Александра, это помещение выходило на городскую улицу. Юноша посмотрел в ту же сторону.
— А ведь вы приехали сюда ещё в феврале месяце? — спросила его Гладерика.
— Так и есть.
— Должно быть, город изменился за эти месяцы?
— Нашим городам не к лицу летнее платье, — отметил Александр и чуть улыбнулся. — Говорю я вам, как коренной северянин.
— Я согласна с вами, — улыбнулась в ответ Гладерика. — Снежный покров скрывает пыль и грязь, переливаясь на морозе так, как не перельётся ни один зелёный листочек, как бы он ни старался. Да и к тому же, от холода спастись и спрятаться легче, нежели от жары. И говорю я вам, как коренная жительница нашей столицы!
— О, вы будто бы читаете мои мысли! — воскликнул Александр. — Знайте: я считаю точно так же. Как хорошо, что мы друг друга понимаем на столь фундаментальном уровне.
Гладерика улыбнулась пуще прежнего. Однако вдруг она вновь приняла серьёзное выражение лица.
— Но и в лете есть своё очарование. Вы же согласны со мной? Положим, зимою снег блестит. Однако стоит жарким июльским днём выйти на побережье нашего залива — и дух захватывает от всего величия и грандиозности! Волны переливаются мириадами синих самоцветов, кидаются на песчаный берег, словно маленькие дети в объятия матери. Ветер так приятно треплет одежду на теле, и ты едва поддерживаешь шляпку, чтоб не улетела. А по морской глади снуют корабли. Корабли, Александр! Маленькие рыбацкие лодочки, большие иностранные пароходы, военные крейсеры и торговые шхуны… Вечно бы наблюдала за кажущимся на первый взгляд хаотичным их движением и размышляла, кто и зачем заходит в наш залив. Понимаете ли вы меня в этом, Александр?
— Безусловно, — ответил Александр. Ответил он нехотя, скорее чтобы не оставить её со своими воспоминаниями в одиночестве.
Однако тотчас же в его голове пронеслось яркое воспоминание из его прошлых лет. Вот он, ещё совсем юный, только окончил гимназию и вместе с семьёй отправился в небольшую поездку в столицу. Через болота, леса и по берегам озёр они выехали на широкий тракт, который уже вёл до самого города. Вот бричка выехала из темени густого соснового бора, наконец, на открытую поляну. Их встретили пригороды большой столицы, блестя в свете утреннего солнца золотыми куполами церквей. Проезжая по улице небольшой деревушки с каким-то финским названием, Александр посмотрел направо. Удивительная картина открылась его взору: небольшая пристань, где у нескольких причалов на волнах безмятежно покачивались пришвартованные лодки. На торце одного из пирсов сидел с удочкой крестьянин, смотря на поплавок. «Братик, смотри, море! — воскликнула сидящая с ним рядом его младшая сестра Ингрид. — Папа, мама, давайте остановимся и посмотрим на море!». Отец не в силах был перечить своей дочке, посему, переглянувшись с супругой, остановил бричку. Александр вместе со всеми направился к пирсам, и увидел тогда почти ту же картину, что описала сейчас Гладерика: по заливу снуют корабли, море ласково треплет прибрежные пески, а чуть левее, в дымке, всё яснее проявлялись очертания земли и города на ней. От осознания всего величия и всей красоты этого места Александра окатило мурашками по всему телу. Так далеки, но так теплы были эти воспоминания…