Когда Гладерика закончила, Глаша ещё некоторое время задумчиво смотрела на траву, в которой копошились муравьи, усердно таская еду и строительные материалы к себе в жилище.
— Но ведь не всегда же в браке первое место занимают материальное благосостояние супругов, — возразила девица. — Я, например, мечтаю встретить такого человека, который примет меня в любом положении, с любым приданым. Тогда и я смирюсь с любым его положением, пусть даже он будет голодным и бездомным! Если он меня полюбит — я накормлю его со своих рук, обогрею и одену, чем смогу.
— Это называется настоящая любовь, милая. Ты замечательный человек — добрый, светлый и кроткий — и я молюсь, чтобы всё в твоей жизни сложилось хорошо. Самое главное, чтобы этот человек не обманул тебя, чтобы не разбил нежное твоё сердечко. Иначе мир навсегда потеряет такую прекрасную девушку, как ты.
— Прошу, не надо, — снова смутилась и покраснела Глашенька, понурив голову. — Ты не менее прекрасна, а во многом и лучше меня.
— Так и будем с тобой здесь сидеть и обмениваться комплиментами, — вздохнув, ответила Гладерика, подняв голову к небу. — А по-хорошему, нам такие вещи должны говорить наши возлюбленные…
— И не говори! — закивала Глаша.
Совсем скоро юноши вернулись с водных процедур. Следующими пошли купаться и девицы. Прохладная вода Л-жского озера сняла с них остатки сонливости, взбодрила и освежила их. И только после окончания купания, когда расплавленный мозг удалось вернуть в первоначальную форму, все тринадцать человек отправились есть.
Кормили их вкусно и сытно. Столовая располагалась рядом со штабной палаткой, где отдыхали Гриша Добров и Роман Иванович, когда заглядывал на аэродром. Она представляла собой два стола, расположенных под холщовым навесом, защищавшим от дождя и зноя. По обыкновению, на завтрак им полагались различные каши, чай и сладости для пущей работы ума и кратковременного прилива сил. Вплоть до вступления в эскадрилью Гладерика не любила завтрак, ибо чаще всего до полудня её организм ни в какую не воспринимал еду. Однако после таких физических нагрузок, сделанных натощак, девушке волей-неволей пришлось полюбить утренние приёмы пищи.
Сегодня она особо внимательно разглядывала, кто чем занимается за столом. По натуре своей она была очень наблюдательной и как бы всегда находилась чуть выше любого коллектива. В институте она всегда знала обо всех тонких взаимоотношениях между своими однокашницами. Девушке все доверяли свои секреты и рады были видеть в любой компании. Впрочем, в ответ они не особо любили слушать, но Гладерика это принимала со снисхождением и достоинством, особо из-за этого не переживая. Юноши то и дело переговаривались между собой, с аппетитом поедая горячую овсяную кашу. Особо разговорчивым — Миле и Ване — Гриша Добров даже сделал замечание. Однако и ему не было до наставлений своих подчинённых: он, как и все, с большой охотой поедал завтрак. Спустя минут десять командир приказал встать на благодарственную молитву.
— Внимание, эскадрилья, — обратился ко вставшим из-за столов Гриша, — слушай мою команду. Сейчас вам даётся тридцать минут на переваривание утренней пищи. Далее у нас по расписанию — занятия на тренажёрах. Сейчас — вольно, разойтись!
После этой команды все разбрелись по своим палаткам. Гладерика с подругой прошли ко своей. Девушка легла на нары и, положив голову на ладони, уставилась в потолок. Её посещали самые разные мысли: попытки расчёта планов её командира по занятиям мешались с воспоминаниями о родном доме и об институтских вечерах. Ей казалось, что тёмно-зелёные скаты душной палатки начинают растворяться, словно кинутая Глашей в воду таблетка, а над её головой начинает возвышаться ярко-синее глубокое небо. «Я обязательно буду там, — подумала Гладерика. — Посмотрю, как выглядит земля с тех высот, до которых никто ещё не добирался. Вот увидите! Глаша, и ты тоже обязательно увидишь. Надо лишь пройти эти испытания…».