С этими словами Роман Иванович приложил руку к козырьку и замер со слегка прищуренными глазами. Его примеру последовала и вся остальная эскадрилья.
— Ну, довольно формальностей. Храни вас Бог, братцы и сестрицы, — уже неформально сказал командир и перекрестил их. — Вольно!
— Вольно, разойтись! — повторил команду Гриша.
— Что касается тебя, Григорий, — обратился Роман Иванович, — я бы хотел переговорить с тобою в штабной палатке наедине.
— Так точно, — ответил Гриша. — Пройдёмте, пожалуй.
Уже через несколько минут они заваривали чай. Лицо Романа Ивановича теперь было совершенно не таким, как на построении перед молодыми людьми. Он в напряжении сжал губы, проявились прежде не заметные морщины на лбу, а глаза стали выражать грусть, скорбь и, как тогда показалось Грише, страх.
— Григорий, тебе я могу доверять. Из всех, кого я когда-либо знал, ты — самый безупречный. Поэтому прошу тебя: о том, что я тебе расскажу за этой беседой, никому и нигде не распространяться.
— Слово офицера, — тихо, но уверенно молвил Гриша Добров.
— Вот и славно. Впрочем, сперва расскажи, не слишком ли ты загонял кандидатов?
— Никак нет, работаем строго согласно высылаемым вами распорядкам.
— Да?.. — рассеянно спросил Роман Иванович, опустив взгляд в гладь чая. — Знаешь…
Он собирался с мыслями, формировал их в связную речь, и в этот раз ему давалось это с большим трудом. Поэтому, промолчав мгновение, Роман Иванович решил выложить всё, как есть:
— Хочу, чтобы ты знал это, Григорий. Война не за горами.
По спине Гриши пробежали мурашки.
— Война?.. — переспросил он. — Но… Роман Иванович, как же… Почему? Каковы у неё предпосылки?
— Видимых — никаких. Однако за ширмой большой политики происходят страшные вещи. Поверхностным взглядом кажется, что всё замечательно, ничего не предвещает большой беды, но стоит лишь присмотреться — и понимаешь, что всё летит в тартарары.
— Как же вы это поняли?
— Я не понимаю этого. Я это чувствую. Чувствую всем своим нутром, что спокойно развиваться, как сейчас, нам уже не дадут. Запомни, Гриша, это прекрасное, спокойное, ясное время. Так хорошо, как есть сегодня, может уже не быть никогда.
Грише был не совсем понятен такой трагический фатализм Романа Ивановича, поэтому он просто внимательно слушал, не забывая наливать чай из самовара.
— Впрочем, есть и вполне реальные симптомы скорой войны. Именно сейчас буржуазия начала вкладываться в развитие военной техники. Начали разрабатывать, в том числе, и аэропланы. Сложи эти вводные, Григорий. Почему «Золотые крылья» созданы именно сейчас? Откуда у нас столько средств на содержание огромной базы?
— Насколько мне известно, мы существуем на меценатство Александра Фёдоровича и дворян-покровителей, — несмело предположил Гриша, подозревая, что ответ заведомо неверный.
Роман Иванович лишь горько усмехнулся.
— Нас действительно содержат богатые дворяне. Да только берутся эти средства прямиком из казны нашей Родины, а если быть точнее — из статьи «военные расходы». Мы действуем с высочайшего одобрения Его Императорского Величества. Одиннадцать юношей и прекрасная Гладерика просто не понимают всего того огромного груза ответственности, который навалился на их плечи. Они — будущие воздухоплаватели, причём воздухоплаватели военные. Ведь недалёк тот час, когда на аэропланы поставят пулемёты с бомбами.
— Прошу прощения, пулемёты? — удивлённо переспросил Гриша. — Эти смертоносные орудия? Я придерживаюсь того мнения, что эти машины способны предотвратить любое боестолкновение. Они настолько сильны и жестоки, что никто не рискнёт применять их.
— Эх, Григорий… — тяжело вздохнул Роман Иванович. — Думаешь, мне не хочется искренне верить твоим словам? Никому из нас сейчас не хочется воевать. Но если представить на мгновение, что наличие пулемётов не остановит ни одну из сторон, то картина получается просто ужасная.
— Я понимаю вас. Однако мы — офицеры, причём офицеры боевые. Вы уже участвовали в боевых действиях на Дальнем Востоке.
— Именно, — надломившимся внезапно голосом ответил Роман Иванович. — Именно поэтому, Григорий, мне бы всей душой хотелось избежать страшного кровопролития, которое неизбежно на этой войне. Но наши позиции, позиции дворянства, с каждым днём всё слабее и слабее. И тем они слабее, чем толще становятся портмоне у буржуазии. А чего хочет буржуазия? Она жаждет наживы любой ценой. Она жаждет заработать на военных нуждах, готова поддерживать эту отрасль, пока сама не лопнет от переедания. У этого нового класса напрочь отсутствует понятие чести и достоинства. Когда деньги затмевают душу — человек становится животным. Взгляни на наших потенциальных противников: разве они чужды нам? Там живут такие же дворяне, а многие даже приходятся нам родственниками! Разве они хотят войны с нами? Но нами помыкают, Григорий! И с той, и с другой стороны деньги стали превыше чести — вот, каков основной симптом приближающейся большой войны. Войны, в которой не будет правых и победителей.