— О Боже, да как я мог забыть об этом несчастном законе?! — вновь воскликнул Иван — так, что все зрители обернулись на его возглас. Однако уже через несколько мгновений люди начали расходиться.
Александр заметил, как из разбредающейся в разные стороны толпы к ним поспешила одна девушка с длинными золотистыми волосами и красивыми чертами лица, одетая в униформу воспитанницы Смольного института благородных девиц.
— Прошу прощения, messieurs, за моего незадачливого cousin Ивана, — выпалила она, оказавшись перед ними.
— Приятно познакомиться, сударыня, — откланялся и поцеловал ей руку Николай. — Je suis Nicolas Kirsanov1, а это — mon ami2 Александр Стефенссон.
— Приятно познакомиться, mademoiselle, — неуверенно ответил Александр, ограничившись лишь поклоном. Посмотрев на него, девица по-доброму улыбнулась.
— Меня зовут Гладерика, я из рода Дельштейн-Орловых, — ответила им реверансом девушка. — Мой братец вечно выдумывает всякие нелепости, из-за чего сам же и страдает. Ещё раз прошу прощения за него.
— Нет же! — ответил раздосадованный таким представлением Иван. — Мои изобретения редко терпят провалы.
— Можно ли так сказать о модели паровоза, что окатил паром нашу бедную служанку madame Лизавету семь лет назад?
— Это было давно, Гладерика, и ты сама прекрасно помнишь, по чьей вине произошла катастрофа паровоза «Солидарность». Я, доверив тебе управление системой подачи пара, по своей неосмотрительности решил отлучиться по важным делам. Вернуться же мне пришлось из-за твоих криков и красной от пара служанки.
Александр и Николай улыбнулись. Гладерика заметила это и, улыбнувшись им в ответ, довершила разговор:
— Смею напомнить, мой дорогой незадачливый братец, что когда эта страшная бочка начала пыхтеть, а из предохранительного клапана стала сочиться тонкая струйка пара, я тотчас позвала Лизавету. И, как только та подошла, её тут же окатило, однако я догадалась открыть второй кран, а затем и вовсе потушить костёр.
— Mademoiselle Гладерика, вы настоящая изобретательница и повелительница паровых машин! — восхитился её находчивости Николай.
— Ах, ну что вы! Мы — дети новой эпохи. Мы понимаем устройство сложных механизмов на подсознательном уровне.
— Ваша правда… Ходят слухи, что в скором времени мы покорим Луну и космос!
— Судя по тому, каким неистовым галопом погнал нас ко звёздам технический прогресс, очень вероятно, что сие чудо удастся лицезреть собственными глазами! — восторженно воскликнула Гладерика. — Ах, если бы вы знали, как мне хочется взглянуть на нашу родную планету откуда-то издалека! Обрести крылья, расправить их, и однажды, забравшись на головокружительную высоту, воспарить над полями, горами, лесами, озёрами, реками и деревнями…
— Смею напомнить, Гладерика, что полёт на Луну — это вовсе не чудо, а вполне осуществимый концепт, — впервые вмешался в разговор Александр. — Это возможно, если соорудить достаточно большой двигатель Циолковского.
— Двигатель Циолковского?.. — удивилась девушка. — Право же, вы милы, когда мечтаете.
Александр смутился, однако виду не подал.
— Да, возможно сейчас я лишь мечтатель, и предел наших чаяний — это аэропланы. Однако нет ничего невозможного ни для меня, ни для вас, Гладерика. Равно как и для вас, Николай и Ваня, нет ничего невозможного. Ибо мы — люди. Мы создали огромные и могущественные города, построили гигантские корабли, плавим сталь в исполинских печах и пробуем оторваться от земли. Совсем скоро мы подчиним себе звук, электричество и свет, и тогда вся Вселенная падёт ниц у наших ног!
— Ах! — вздохнула Гладерика. — Как же вы красиво говорите!
Их разговор прервал вечерний звон колоколов, а затем — идущие куда-то многочисленные группы студентов. Александр пристально посмотрел на Гладерику. Что-то было в ней таинственное и манящее, словно непрочитанный том трудов известного учёного. Однако самое главное — она источала ту животворящую энергию, что ценил он, словно капли вожделенной воды в пустыне.
— Дамы и господа, знаете ли вы, кто к нам приезжает с визитом? — спросил проходящий мимо студент у группы товарищей.
— Никак Александр Фёдорович Можайский, — ответил Николай.
— Кто?.. — переспросил изумившийся Александр.
— Можайский, Александр Фёдорович.
— Он?! Но как… Как я мог упустить… Почему ты мне не сказал? — спросил возмущённый Александр.