— Это моя исповедь. Именно она и вселяет уверенность в сердце. Впрочем, мы можем поговорить не о ней, а о предстоящем испытании.
— Как пожелаешь, — улыбнулась девушка.
Оставшееся до торжественного построения время они провели в праздных беседах. Впервые Стёпа был разговорчивым — конечно, не в такой степени, каковыми были те же Миля с Ваней Дашковым, но раньше из него нельзя было вытащить и лишнего слова. Так, например, Гладерика узнала, что Стёпе нравятся те же оперетты, что и ей, хотя в остальном их вкусы заметно различались. Из таких разговоров Гладерика сделала вывод, что он был обыкновенным молодым человеком со своими привычками, странностями и предпочтениями; то, что так отличало его от ровесников, шлейфом тянулось из детства, когда в минуты горя и страданий он прятал свои мальчишьи слёзы от своих измученных родителей. Гладерика твёрдо решила, что с таким человеком нельзя разрывать приятельских отношений, пусть даже он будет за многие тысячи километров от неё. Уже после того, как их позвали на построение, она сказала:
— Помнится, ты согласился со мной, что мы останемся друг для друга вечными недругами, несмотря на прожитое вместе. Однако быть врагом тебе — это предательство самой себя.
Стёпа улыбнулся. Улыбка его была сдержанной, но тёплой и обнадёживающей. Гладерика ответила тем же.
— Что ж… С Богом! — сказали они друг другу.
Это построение проводилось не у штабной палатки, а у ангаров — до него ещё необходимо было дойти. По дороге они заметили, что людей на аэродроме стало куда больше: везде то и дело сновали солдаты, лакеи и благородные господа с пышными усами и в серых деловых костюмах. Придя на место, они обнаружили большую делегацию, в числе которых были и министры, с которыми у Романа Ивановича на днях проходило совещание, и генералы, и чиновники. Рядом с воротами стоял грузовой автомобиль с большим красным крестом на корпусе. Масштаб события стал ясен, когда на территорию строевым шагом прошла рота солдат с музыкальными инструментами в руках. Гладерика смотрела на всё это — и не могла никак осознать, что всё это происходит взаправду. Вот кандидаты выстроились в одну шеренгу, вот зазвучал приветственно и громко оркестр, вот вынесли знаменосцы флаг страны и эмблему эскадрильи. И всё было столь торжественно, столь радостно, будто бы и не было до этого дня никаких горестей и слёз, с которыми пришлось столкнуться девушке. «Вот бы Александр видел то, что вижу я… — подумала она». Вновь он появился ярким образом в её голове. Вновь увидела она его недоумевающее лицо, и вновь горечь норовила пробраться сквозь заслоны радости. Гладерика твёрдо решила, что после успешного полёта первым делом побежит к нему в лазарет и наконец-то во всём признается, полностью откроется. Твёрдая решимость вспыхнула в её глазах — и, прежде понурая, девушка гордо вскинула голову, засияв ослепительным блеском золотистых своих волос. Солнце обдало её горячим потоком своих лучей, когда она гордо встала в шеренгу ко всем остальным. На неё смотрели её товарищи — кто с изумлением, кто с восхищением, а кто старался спрятать свой завистливый взор. С этого момента время замерло, и никто больше не пытался заговорить с ней. Все стояли, боясь лишний раз шелохнуться. Даже Гриша Добров — и тот перед лицом высшего командования постеснялся отвешивать замечания и делать резкие движения в сторону кандидатов. Он покорно, как зелёный рядовой, стоял сбоку по стойке «смирно» и смотрел суровым взглядом куда-то в облака. Гладерика со Стёпой последовали его примеру, тем более, что повод для этого был самым насущным — уже спустя минуту, когда музыка стихла, а все высшие чины столпились перед построением, Роман Иванович, будучи впереди стоящим, громко, чётко и с нотками гордости в голосе скомандовал, растягивая некоторые звуки:
— Эскадрилья, равняйсь! Смир-р-рно! Равнение нале-во! Головные уборы — снять!
Береты оказались у них в руках.
— Государственное знамя — внести!
Оркестр исполнил гимн страны. Звучал он куда более мощно и торжественно, чем на их обыденных построениях. Оно и понятно — аккомпанемент пению в этот раз составляли тромбоны, литавры, трубы и барабаны, усиливающие звучание в разы. Гимн был спет, а посередине строя выступили знаменосцы, держа в руках длинные флагштоки с реющими на концах полотнами. Прозвучала следующая команда:
— Смир-рно! Головные уборы — надеть!
После этого оркестр исполнил отрывок из какого-то известного марша. Роман Иванович развернулся лицом к Сергею Юльевичу Витте, который стоял сразу позади него.
— Ваше высокопревосходительство! Эскадрилья «Золотые крылья» по вашему приказанию построена! Лиц, незаконно отсутствующих — нет. Командующий эскадрильей полковник Корнилов.