— Конечно, — улыбнулся он и надел кольцо на безымянный палец Гладерики.
Девушка тут же принялась рассматривать его. Тонкие, словно у пчёлок, крылышки обрамляли золотое основание кольца. Они были изготовлены с такой точностью, что все крохотные пёрышки на нём казались реальными.
— Какая красота! — воскликнула Гладерика. Потянувшись к Александру, она нежно поцеловала его в щеку.
— Отныне оно твоё. Я безумно счастлив, что ты приняла моё предложение. Что касается будущего нашего человечества…
— Оно будет — и будет счастливым и долгим! — заявила Гладерика. — Пока есть ты, пока есть моё счастье — оно будет и у всего человечества. Мы не только полетим высоко-высоко в небо. Мы полетим ко звёздам! Мы, люди! Мы первыми из живых существ ступим на поверхности Луны и Марса. Мы запустим наши корабли с двигателями Циолковского к Солнцу и ко всем восьми планетам Солнечной системы! Мы зароемся в самые недра нашей планеты, разгадаем все тайны морей и океанов, арктических и антарктических льдов… Мы… Мы всё сможем, Саша. Ведь мы — люди! Божьи существа, венец Его творения! Пока я с тобой, нам подвластно всё… — сказала Гладерика и обняла лежащего вновь на спине Александра.
— Это правда, — загорелся он. — Мы преодолели птичий полёт — преодолеем и полёт космических камней. Только представь, сколько таких же мечтателей по всей нашей планете — таких же, как и ты, Гладерика; таких же, как и я; таких же, как Коля и Ваня, Гриша с Милей и Серёжей. Да хотя бы Роман Иванович… Он же тоже своего рода мечтатель! И только представь, — продолжил Александр, — сколько таких же мечтателей во Франции, в Британии, в Америке, Италии, Японии, Швеции… Их тысячи! Тысячи «Золотых крыльев».
— Да, да, да! Именно такие люди, как мы — с горячим сердцем, жаждущею душой и чистым разумом — сможем создать лекарство, что вылечит все болезни, остановить горькие кровопролитные войны, полететь ко звёздам. И я верю — так же, как веришь и ты — что нас тысячи и тысячи.
— Одно меня тревожит, — заметил Александр. — Как сказал некогда Томас Карлейль, «Всякую революцию задумывают романтики, осуществляют фанатики, а пользуются её плодами отпетые негодяи». С техническим прогрессом, как подсказывает мне моё критическое нутро, произойдёт то же самое. Человек — такой себе созидатель. Берётся за сотворение, и только на первых порах получается что-то путное.
— Мы же с тобой не социалисты, — рассмеялась Гладерика. — Мы верим лишь в силу человеческого разума, но не в силу человеческой воли. Я бы очень хотела лишь парить в облаках — с тобой; чтобы меня не касались ни революции, ни войны, ни катастрофы. Просто летать в небесах…
— Кто же вспомнит тогда о нас, если мы — лишь простые мечтатели?
— Я просто уверена — кто-то обязательно напишет о нас книгу, — загадочно улыбнулась Гладерика. — Мы с тобой — истинные герои новеллы.
— Ты думаешь?
— Этот некто — дай помечтать! — будет жить за сто лет после нас. Только представь, в каком новом мире родится этот счастливчик! На чём будет построено его вдохновение? Раз он пишет о нас — вероятно, его будет так же сильно интересовать воздухоплавание. Наверное, в его времена у каждого человека будет по аэроплану. Возможно, даже отпадёт потребность в перемещении по земле…
— В какие же ты дебри зашла, моя милая Гладерика, — усмехнулся Александр. — А ведь мы пока что просто лежим средь ромашек…
— Тсс… — нежно приложила Гладерика свой пальчик к устам Александра. — Я не окончила мечтать. В мире сто лет спустя у людей отпадёт потребность в живой музыке, ибо везде будут стоять граммофоны. А ещё… А ещё почти всё будет электрическим. Вот увидишь!
— Гладерика, я вряд ли доживу до ста лет, — рассмеялся Александр.
— …А любовь?.. Неужто люди будущего будут вести переписку электрической почтой с электрическими письмами? Неужто удастся им передать чувства и эмоции сквозь электричество? Только подумай — электрическая любовь. Ах, как же я мечтаю это увидеть! Как же я мечтаю до этого дожить, Саша! Неужели не судьба? Неужели возраст — единственное, над чем не властен человек?
— Я бы не был столь поспешен в выводах. Пройдёт время, люди вскроют собственное естество, разгадают тайну смерти — и научатся ею управлять. Будет ли это во благо нам? Не знаю… Но знаю и верю я, что это рано или поздно произойдёт!