Между тем исторические события развивались своим чередом. В общественной жизни нашего города отражались события, происходившие в стране: в городской думе шли бесконечные митинги и заседания. Приезжали разные партийные лидеры из самого Петрограда. Борьба обострялась.
В центре всех вопросов, волновавших и старых и малых, стоял вопрос о войне. Война, длившаяся уже четвёртый год, всё ближе подступала к нашему городу. Сотни семейств уже потеряли на полях сражений своих кормильцев. Совсем недавно наша соседка прачка Ефросинья Тимофеевна, всхлипывая, рассказала мне о том, что убит грузчик Ярослав, когда-то «научивший» меня приёму джиу-джитсу.
Теперь фронт был совсем рядом. Иногда в тихие, безветренные ночи мы слышали отдалённые звуки артиллерийской канонады. Однажды над самым городом, совсем низко, пролетел огромный сигарообразный цеппелин.
В город прибыли для отправки на фронт новые солдаты. Вид их был необычен: широкие скулы, узкие глаза; длинные пёстрые халаты; цветные тюбетейки и мохнатые бараньи папахи. Их пригнали из Средней Азии. Раньше их не брали в армию. Нам рассказывали о них всякие страхи. Но вели они себя очень скромно, тихо и никого не обижали. Городские казармы оказались переполненными, и новых солдат разместили по квартирам на окраине города.
К нам тоже поставили одного. Мама беспокойно приглядывалась к нему. А мне он понравился. Наш гость был небольшого роста. Смуглое лицо его казалось мне красивым. Глубокие, чуть раскосые глаза, прямой нос. Чёрные с сединой усы. Целыми днями он просиживал над какой-то не по-нашему написанной книгой, думал, качал головой, делал какие-то записи в толстой тетради.
В городе стало тревожно… По неизвестным причинам вспыхнуло несколько пожаров. В каждом квартале в помощь народной милиции организовали ночные дежурства. Несмотря на упорные возражения мамы, я добился, чтобы и меня включили в список часовых. Наконец наступила и моя очередь. Обязанности ночного дежурного казались мне почётными и ответственными.
С большой ржавой шашкой, знаком достоинства часового, я шагал по ночной пустынной улице. Шашка дребезжала, волочась по мостовой. Я изредка вынимал её из ножен, пробовал на палец зазубренное остриё. Проходя мимо каждой тёмной подворотни, клал руку на эфес. Казалось, везде подстерегала меня опасность, и я готов был встретить её, как настоящий мужчина, как настоящий воин.
Но никакие бандиты из подворотни не выскакивали, пожары не возникали. И я вернулся на завалинку своего дома, чтобы закусить бутербродом, положенным мамой в карман моего пальто.
На завалинке сидел наш постоялец и тихо напевал что-то низким гортанным голосом. Он посмотрел на меня ласковыми, добрыми глазами.
Я сел рядом, развернул бутерброд и застенчиво предложил ему половину. Он улыбнулся и отрицательно покачал головой. Потом он тронул мою великолепную шашку и тихо засмеялся, приоткрыл мелкие, очень белые зубы.
Это мне не понравилось, и я хмуро отодвинулся.
Тогда постоялец вынул из широкого кармана халата книжку, раскрыл её и поманил меня пальцем.
Две страницы книжного разворота занимала географическая карта. Свет большой, круглой луны падал прямо на книгу. Я сразу нашёл наш город и показал постояльцу. Он кивнул головой и повёл пальцем на юго-восток, к большому голубому озеру. По его жестам я понял, что это его родина, но прочесть название города на незнако-мом языке не мог. Видел, что это далеко, за Каспийским морем, которое я легко узнал на карте, очень далеко от нашего города.
Постоялец развёл руками, вздохнул и сказал: «Ташкент». Потом, указав на себя, добавил по-русски: «Учи-тел», и, помолчав, опять развёл руками и сказал странную фразу: «Цар. Война. Зачем?»
Очень странный разговор произошёл у нас с этим человеком. Но я понял его. Он учитель из далёкой Азии. Там у него, наверно, такие же ученики, как я. И пригнали его сюда, за тысячу вёрст, чтобы воевать. Зачем?…
Над такими сложными вопросами я ещё не задумывался. Я знал, что идёт большая война. Николай против Вильгельма. Русские против немцев. Я читал о подвигах Козьмы Крючкова и восторгался его героизмом.
Правда, в прошлом году убили дядю Вани Филькова, и я слышал однажды, как Василий Андреевич разговаривал о войне с Ваниной мамой и ругал царя Николая, по-сылавшего на убой тысячи людей. «Бойня, - говорил Фильков, - беспощадная бойня».
Но ведь царя Николая больше нет. Почему же война продолжается? И почему этот учитель из далёкой Азии тоже идёт на войну?…
На другой день нашего постояльца перевели в казармы. Новые маршевые роты отправлялись на фронт. А Василий Андреевич, которому я рассказал о своём ночном разговоре, объяснил мне, что мой ночной собеседник - узбек, сын большого народа. Узбеки живут за Каспием, они создали прекрасные памятники искусства. Царь довёл их до последней степени нищеты и унижения.