Я поднял голову и обомлел.
На пороге стоял старый раввин. Длинный праздничный сюртук, чёрная плисовая ермолка. Седая борода аккуратно расчёсана, голубые глаза источают святость.
- Сендер, - сказал он, - дитя моё! Вот я, старый раввин, пришёл к тебе. Я хочу знать, как будет расположена миква в вашей новой бане.
И он медленно провёл рукой по своей волнистой бороде.
Всё детство я благоговел перед этим человеком. Думал, что он святой, представитель бога на земле. Огромное расстояние отделяло нас всегда друг от друга. Я стоял на самой низшей ступеньке лестницы, на самом верху её возвышался раввин. Никогда ни одного слова не было сказано между нами. И вот он стоит передо мною, старый раввин, и спрашивает о микве, которую я, Александр Штейн, «молодой инженер», четырнадцати лет от роду, собираюсь разрушить.
В сметах и чертежах новой бани не нашлось места для старого, грязного бассейна. В моих планах значилось:
«Разобрать кирпичный, оштукатуренный бассейн (так называемую микву)».
Но что я скажу старому раввину? Впервые в жизни я с глазу на глаз разговариваю с наместником бога. И я не мог найти слов.
Раввин ждал.
Я оглянулся. Плотник Горелов прятал улыбку в рыжую бороду. Грузчик Меерзон иронически смотрел на меня.
Он смеётся надо мной, грузчик Меерзон, он опять смеётся надо мной!
Это взорвало меня.
- Гражданин Кахан, - сказал я со всей суровостью своих четырнадцати лет, - мы разрушим эту микву. В новой бане не может быть никакой миквы…
Он, кажется, сначала даже не понял моих слов. Потом поднял руки к небу и крикнул:
- Властитель мира! Прости этому мальчику нечестивые его слова! Он не ведает, что говорит.
Он простёр ко мне сухую, сморщенную руку с толстой суковатой палкой.
- Подумай, Сендер Штейн, что собираешься ты сделать! Десятки лет стояла здесь священная миква, и ты хочешь разрушить её! Ты идёшь против религии отцов своих…
Меня начинал раздражать этот старик. Обаяние святости исчезло. Надрывный крик его казался мне фальшивым.
- Прошу вас, гражданин Кахан, не мешайте нам работать, - сказал я решительно.
Старый раввин на мгновение замер. Потом сильно ударил палкой об пол. Голубые его глаза потемнели от гнева.
- Если миква будет разрушена, я прокляну тебя в синагоге перед всеми евреями!
Он стремительно повернулся, и палка его застучала по цементному полу. Длинные полы его сюртука запачкались известью.
А мне совсем не было страшно. Мне стало даже весело.
- Знаете, товарищ Штейн, - сказал мне с уважением грузчик Меерзон, - вы очень интересно разговаривали с ним. - Меерзон обнажил свои жёлтые зубы. - Он теперь пожалуется на вас богу.
Рабочие окружили меня. Они слышали мой разговор с наместником бога.
- Ломайте! - крикнул я во весь голос так, чтобы услышал ещё не успевший далеко уйти раввин. - Ломайте микву!
Схватив лом, я первый ударил по старому, грязному священному бассейну.
ТЕАТР
1
Артист Владислав Закстельский, белокурый красавец с выправкой гвардейского офицера, появился в нашем городе в февральские дни 1917 года.
Дебютируя в роли Отелло, он завоевал весь город и затмил нашего старого любимца Алексея Кудрина. К игре Кудрина мы уже привыкли. Он был слишком прост, немного старомоден и не любил эффектных романтических ролей. Не хватало ему настоящего сценического блеска, присущего Закстельскому.
Играл, однако, новый премьер редко. Большую часть своего времени Закстельский уделял политике. Числился он в партии социалистов-революционеров, и наши эсеры пользовались им как приманкой для публики.
Могучий голос Закстельского великолепно звучал на митингах, и трудно было иногда различить, где Закстельский говорит свои слова, а где читает монолог из какой-либо классической мелодрамы.
После Октября Закстельский сразу признал советскую власть и часто разъезжал по сёлам и красноармейским частям, выступая со специальным репертуаром. А разъезжать по уездам прифронтовой губернии было далеко не безопасно.
Октябрьская революция прошла в нашем городе почти бескровно.
Адвокат Шемшелевич, комиссар Временного правительства, устранился без сопротивления. Органы советской власти в городе возглавил отец Вани - Василий Андреевич Фильков, учитель истории, председатель комитета большевиков.
Однако борьба ещё далеко не закончилась. Бывший губернский начальник милиции эсер Никитин-Черкасский организовал в уезде банду. Никитинцы сжигали деревни, убивали коммунистов, грабили крестьян, жестоко расправлялись с захваченными в плен красноармейцами.